Бабочка

Глава 5. Исчезнувшая

Совершенно ненормально чувствовать себя как прессованные водоросли, которые с десяток раз просушили, потом столько же намочили и снова сунули под палящее солнце. Палящего солнца в Ландорхорне не наблюдалось вот уже несколько месяцев, аккурат с середины лета. Собственно, середина лета — единственный месяц, когда в нашем городе палящий зной сочетается с пронизывающими ветрами. Потом снова приходят дожди, и так продолжается всю осень, всю зиму и всю весну. Зимой еще и штормит так, что горизонт сливается с небом в серое марево, закрытое высотой ревущих волн, одна за другой накатывающих на силовые щиты. Накатывающих с такой силой, что иногда кажется, что даже они не выдержат.

— Я дома! — сбросив сумку на полку и освободив ноги от кроссовок, шагнула на кухню, чтобы застать необычную картину.

Тай и Митри сидели за столом, расшатанным из-за правой ножки настолько, что садиться за него пренебрегая мерами безопасности было небезопасно. Учитывая, что сестрам давно пора было спать, мне захотелось треснуть Лэйс чем-нибудь тяжелым.

— Лэйси! — рыкнула я. — Лэйс!

— Ее нет, — почему-то очень тихо сказала Митри.

— Что значит — нет? На работу уже ушла?

Рано ведь еще. То есть уже поздно, но Лэйси на работу уезжает позже. Я надеялась ее застать и поговорить про перо, в смысле, про то, что мне придется неделю пахать на Доггинса и при этом отдавать в бюджет гораздо меньше денег, чем я рассчитывала.

— Она не приходила, — еще тише сказала Митри.

— Откуда?

— Ты совсем тупая?! — сестра вскочила, чудом не опрокинув стол. — Со смены! Со смены еще не приходила! Ее не было дома. Вообще!

Тай съежилась и закрыла уши руками: в детстве ее напугал грохот, и теперь она так реагировала на любые громкие звуки.

— Не ори, — огрызнулась я, шагая к столу и отнимая ладошки младшей от лица.

— Тапет?

— Не отвечает. Глухо. Нет сигнала.

До меня понемногу начинало доходить: Лэйс не вернулась со смены. Она ушла вчера и до сих пор не вернулась. Но прежде чем меня накрыло осознанием этого, до меня дошла еще одна очевидная вещь. Деньги. Деньги и еда. Нашим бюджетом распоряжалась Лэйс, она же выдавала на карманные расходы, а если учесть, что все наши карманные расходы сводились к тому, что пожрать на большой перемене, то…

— Я есть хочу, — сказала Тай.

И расплакалась.

Дерьмо, дерьмо, вот же дерьмо!

Метнувшись к сумке, вытащила из нее остатки галет и половинку слойки с сыром, которые собиралась доесть сегодня, пока буду заниматься уроками. Слойку разделили на две части, большая досталась Тай, чуть поменьше — Митри. Галеты съели вместе, запивая кипятком с настоянными на воде сладкими травами (когда было нечего есть, после них есть всегда хотелось меньше). Я жевала травяную кашу, почти не чувствуя вкуса, изредка перехватывая взгляды Митри.

Она явно хотела знать, что я буду делать.

А я понятия не имела, что. Лэйс была нерушимой основой нашей семьи. Да, временами она была редкостной стервой, но именно она приносила в наш дом основной заработок и еду. Разумеется, знай я о том, что случилось, я бы купила хлеба и сыра, и может быть, хватило бы еще на два пласта искусственного масла.

Но даже если бы я все это сделала, это не отменяло того, что Лэйс пропала.

Пропала.

Она никогда не исчезала, никогда не оставляла нас одних. Она всегда знала, что делать, даже в самой жуткой ситуации, даже когда половина заведений сети, в которой она работала, позакрывалась, штат сократили, а она оказалась на улице — собственно, после того случая Лэйси и устроилась в «Бабочку».

— Может, здесь и приходится вкалывать ночами, — говорила она. — Зато у меня контракт на два с половиной года, и едха с два они меня выкинут, если не хотят платить отступные.

Все эти мысли крутились у меня в голове, складываясь в одно-единственное слово.

Про-па-ла.

Тай пригрелась и начала клевать носом, Митри подскочила со стула и пошла ее укладывать, а я сгребла посуду и отнесла ее в мойку. Струя ржавой воды льдом ударила по пальцам, обожгла холодом, приводя в себя. Мне нельзя сейчас расклеиваться и поддаваться панике. Нельзя, потому что если я начну биться в истерике, девчонки останутся совсем одни. Им не нужна слабонервная сестра-истеричка, им нужна та, кто их вытащит.

И может быть, все не настолько плохо.

Может быть, Лэйси…

Что?

Решила прогуляться и забыла дорогу домой?

В нашем мире люди не исчезают просто так. Такие как Лэйси не исчезают просто так. Она бы никогда не оставила нас, не связавшись по тапету, и даже если бы случилось что-то серьезное, она бы нашла способ с нами связаться.

Я настолько ушла в собственные мысли, что перемыла всю посуду и даже составила ее горкой на полотенце, которое тоже давно пора было постирать. Я подумала об этом, когда увидела край полотенца коричневато-белого цвета. Когда-то оно было полностью белым.

Наверное.

— Ну и что мы будем делать?

Голос Митри дрожал, причем на той самой ноте, когда начинается истерика. В эту минуту я окончательно осознала, что не имею права не знать.

— Завтра утром я пойду в участок, — обернувшись к сестре, ответила настолько спокойно, насколько могла.

— Думаешь, политари будут этим заниматься?!

— Думаю, что я пойду в участок, — сказала я.

— А что, если она…

— Еще я думаю, что тебе стоит пойти спать.

— Надра[1]! — выругалась сестра.

После чего развернулась и вылетела из кухни, и на сей раз выругалась уже я. Мысленно.

Потому что собиралась просить у нее перо, чтобы сделать домашнее задание.

Домашнее задание, ха! Определенно, это то, что мне сейчас нужно.

Помимо шуток.

Нужно, чтобы не сойти с ума.

В участке было шумно (постоянно кто-то заходил, выходил, кого-то тащили сквозь ругань, тонущую в глухом кашле) и воняло так, словно на берег выбросился косяк идущей на нерест рыбы. Скоро стало понятно, почему: парень в распахнутом пальто, прикованный наручниками к металлическому поручню, развалился на стуле и храпел, от него разило перегаром и немытым телом.

Две накрашенные девицы в юбках, которые не скрывали ни края чулок, ни белья, сдвинулись в самый угол, на ободранные металлические сиденья, и изредка брезгливо косились в сторону парня. Дежурный в темно-синей форме, жующий и делающий пометки в тапете, не сводил с них пристального взгляда. Причем судя по тому, куда он смотрел, интересовало его вовсе не то, что девицы могут сбежать. Когда я заслонила ему обзор, политари недовольно нахмурился, и челюсть его выдвинулась вперед, словно стремилась сбить меня с ног.

— Слушаю.

— У меня пропала сестра.

Эти слова дались мне с трудом, потому что я до последней минуты верила, что Лэйси вернется. Верила, что открою глаза и увижу ее, что она скажет, что она упала, сломала руку и тапет, поэтому не смогла позвонить из больницы, а вызовы по общегородскому стоят столько, что она не стала на них тратиться… да мало ли что. Я просто хотела в это верить: когда пыталась сосредоточиться на лекциях, когда металась по ее комнате в попытке найти хотя бы что-то, когда без сна ворочалась на скрипящей койке, когда спросонья плеснула себе травяного настоя на джинсы. Заснуть мне удалось ближе к рассвету, причем заснуть в данном случае не лучшее слово. Сюда гораздо больше подошло бы «вырубиться», потому что разбудил меня даже не визг тапета, а Митри, тряхнувшая за плечо.

— Ага, — челюсть сдвинулась влево, а политари вправо. Он клацнул пером по тапету, не сводя глаз с промежности блондинки. — Давно?

— Вчера.

— Вчера?!

Он уставился на меня так, словно я была рыбой с четырьмя головами, которая к тому же еще и разговаривает. Дежурный был молодой, если говорить навскидку, парень, но сальные темные волосы и щетина добавляли ему разом лет пять, если не больше.

— Послушайте, Лэйси… Моя сестра никогда не исчезала вот так внезапно, и…

— Ей сколько лет?

— Двадцать один.

Дежурный издал звук, напоминающий нечто среднее между фырканьем и позывными с нижнего фронта.

— Мы не принимаем заявления о пропаже совершеннолетних девиц раньше, чем через неделю.

Неделя?! У Лэйси нет этой недели.

Если с ней случилось что-то серьезное (а с ней наверняка случилось что-то серьезное, о другом я старалась не думать), помощь ей нужна прямо сейчас!

— Вы не понимаете, — с трудом сдерживаясь и стараясь не сказать ничего лишнего (например, о том, что во время разговора принято смотреть в глаза собеседнику, а не между ног кому бы то ни было еще). — Нас четверо сестер, и она не могла позволить себе просто так взять и исчезнуть, она…

— Неделя, — сказал дежурный. — Не раньше.

И отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

— Пригласите ваше начальство, — сказала я.

— Чего?! — дежурный тяжело оперся ладонями о стойку, а потом начал вырастать надо мной.

— Я сказала: пригласите ваше начальство, — повторила я.

Четко и громко — так, что услышали все. Девицы мигом перестали брезгливо морщиться и поджимать губы, уставились на нас, даже храп прервался икотой.

— Начальство у нас в отъезде, — скривился дежурный. — Иди отсюда по-хорошему, если не хочешь присоединиться к ним.

Он кивнул в сторону стульев, на один из которых усатый политари в возрасте водрузил парня со сбитыми в кровь костяшками.

— Что здесь происходит, риджант?

Голос мужчины донесся справа так неожиданно, что я подскочила. Обернувшись, увидела стоявшего рядом со мной политари в штатском: об этом говорил его взгляд, которым он пригвоздил дежурного к стойке, и то, как стремительно он начал уменьшаться в размерах, проседая обратно на свой стул. Но тут же опомнился и снова вскочил, припечатав ладонью левое плечо.

— Прошу прощения! Хочет оставить заявление, — отрапортовал он. — Говорит, сестра пропала. Полдня назад.

— Сутки, — сказала я.

Риджант даже на меня не взглянул:

— Совершеннолетняя. Я говорил, что мы не принимаем заявления, но она…

— Достаточно, — припечатало его начальство. — Пойдемте со мной.

Последнее было адресовано мне, и я, плотнее перехватив сумку, направилась за ним. Мужчина шел быстро, я едва успевала за ним по растрескавшемуся полу, зажатая в тиски коридора с облупившейся краской на стенах. Навстречу нам вылетели еще два политари, которые чуть ли не волоком тащили молодого парня с диковатым взглядом. Заметив начальство, один из них швырнул арестованного к стенке с такой силой, что чуть было не отполировал его лицом грязные потеки на краске.

— Это о нем сообщали? — поинтересовался мужчина.

— О нем, — хмыкнул грузный толстяк, пока его напарник удерживал пытающегося вырваться парня. — Застукали у дальних доков, со всем снаряжением, даже костюм не успел разобрать.

От неожиданности я замерла: мне доводилось слышать о Ныряльщиках, которые погружаются на дно в поисках антиквариата и прочего, что можно продать на черном рынке в частные коллекции очень и очень дорого. Собственно, они грабят затопленные дома, поднимают ценности и вещи, которые на суше собирают те, кто бесится с жиру. Таким образом ныряльщики зарабатывают себе на жизнь, но этой же самой жизнью здорово рискуют.

— Доплавался, в общем, — подвел итог толстяк-политари. — Скоро за ним приедут.

— Документы подготовили? — меня поразило, как буднично прозвучал голос мужчины.

— Давно уже. С Подводным Ведомством шутки плохи.

— Тогда сдавайте и занимайтесь делами. Весь холл провоняли дерьмом, — резко развернувшись, словно только обо мне вспомнил, мужчина шагнул в сторону ближайшей двери. По всей видимости, своего кабинета.

Я шагнула за ним, и в этот момент политари оторвали парня от стенки.

Наши взгляды встретились, и я увидела, как расширились его глаза. Он смотрел так, словно меня узнал.

[1] Надра — самка морской змеи, оставляющей страшные ожоги, если взять ее в руки. Ругательство.