Драконова Академия

— Я нашел твою Соню, не-Ленор.

Всего лишь одна короткая фраза, этот голос — в моей голове — и все внутри меня вспыхивает.

Соня! Он нашел Соню! Надежда обрушивается на меня с силой океанской волны, которые я раньше видела исключительно в интернете. Заполняет меня всю, согревая, подбрасывая и заставляя парить, а следом — обжигая яростным пламенем воспоминаний: бегущего по телу жара и холода, от которого трясло, как в лихорадке, движения его пальцев — там, внизу. И все это один миг. Сумка вылетает из моих рук, вместе с ней вылетает кольцо Люциана, которое…

Подхватывает мой брат.

— Держи, Ленка-потеряшка. Чего по комнатам шаришься? Ностальгия замучила?

Я с трудом вникаю в смысл его слов, принимаю кольцо, автоматически надеваю на палец, и сразу становится легче. Будто в меня возвращается разум, который напрочь отъезжает при виде (или голосе) Валентайна Альгора. Очень вовремя, потому что передо мной мой брат, точнее, брат Ленор.

— Ленка? — уточняю, пристально глядя на него.

— Знаю, тебя это бесит. А мне нравится тебя бесить, — заявляет малолетний засранец. — Хорошенькое вы там представление устроили.

Я пока еще не представляю, как мне с ним себя вести, но сейчас ориентируюсь быстро.

— Помоги вещи в комнату отнести, Макс, — говорю я, указывая на сумку.

Ехидная улыбочка сползает с его губ. С таких по-мужски красивых губ. Я бы сказала, что мы абсолютно не похожи: он — темноволосый, темноглазый, смуглый и яркий. Обычно такие парни всегда в центре женского внимания, поэтому не удивляюсь, что они сцепились с Люцианом: два альфа-самца в конкурентной борьбе еще и не такое способны. Тем не менее мы все-таки похожи — я достаточно изучила лицо Ленор в зеркале, чтобы отметить знакомые ямочки на щеках парня. И брови. Форма бровей. Судя по отрывочным воспоминаниям из сна, Макс внешностью больше в отца. Я в маму. Но мы — брат и сестра, в этом нет никаких сомнений, и даже не надо быть выдающимся физиономистом.

— Я тебе что, прислуга? — выдает он, складывая руки на груди.

— Мужчина. Нет?

Братца знатно перекашивает, тем не менее сумку он подхватывает так, что ей грозит остаться без ручек.

Ну что я могу сказать? С интуицией у меня все хорошо: с этажом я не ошиблась, с крылом тоже. Мы поворачиваем в изгиб коридора, и брат чуть ли не с ноги открывает дверь в мою комнату. В комнату Ленор. Швыряет сумку на пол и удаляется, оставив меня одну. Пожалуй, это именно то, что мне сейчас нужно.

Я прикрываю дверь и осматриваюсь: комната девушки, на мой взгляд, должна выглядеть несколько иначе, но она выглядит именно так. Серые стены, от которых становится холодно и мрачно. Темная мебель, без особых изысков. Окно затянуто плотными шторами серебристо-стального цвета, и в целом все здесь — свинец и сталь, просто каземат какой-то! Нет, я не жила в хоромах всю жизнь, наоборот, в квартире у тети Оли частенько мечтала о своей комнате, пусть хоть какой-то, но своей! Тем не менее я предпочла бы знакомую с детства однушку с пастельными листочками-завитушками на стенах и крохотной кухней с моющимися обоями в апельсинках, где маленький стол ютился между холодильником и мойкой.

Ладно, я понимаю в Академии… но почему у Ленор такая жуткая комната здесь, в этом роскошном доме?! В доме ее родителей?

Подхожу к окну, чтобы раскрыть шторы приходится приложить усилия, но это того стоит: когда серость расходится, я на мгновение забываю обо всем. Потому что окна выходят в сад, а там, подчиняясь дыханию осени, уже начинают желтеть и пламенеть листья. Их пока не так много, но мир на глазах расцветает яркими красками. На траве лежат плоды, подозрительно похожие на яблоки: красно-зеленые, правда, немного вытянутые, как лимоны, а еще в глубине небольшого сада устроилась беседка, увитая плющом.

Это все так уютно, так… я даже не могу подобрать слов, просто стою и смотрю, любуясь открывшимся мне видом. Мне даже кажется, что внутри меня тоже что-то расцветает. Хочется бросить все, выбежать в этот парк, и… И я вспоминаю, что мне надо переодеться к ужину. Это первое. О словах Валентайна — это второе.

Правда, второе значения не имеет. Не имеет, я убеждаю себя в этом, когда поворачиваюсь спиной к окну и иду на ревизию домашнего гардероба Ленор. Ревизия показывает, что почти весь гардероб Ленор забрала с собой. По какой-то причине не взяла только светло-голубое платье, и, вытащив его из шкафа, я понимаю, почему. Оно летнее. Сиротливо стоят внизу туфельки, белые, со стоптанными подошвами. А в боковом шкафчике лежит такой же белый ободок. Никаких лишних комплектов белья, ни-че-го!

С ума сойти.

И эта девушка — воспитанница архимага? Да тетя Оля, будучи библиотекарем, о моем гардеробе заботилась куда лучше! Если этот Хитар — такой жмот, почему Ленор просто не пошла работать?!

«Потому что», — подсказало сознание.

Я вздохнула.

Да, действительно, если женщины молчат, когда о них говорят, а в Академию бегут, чтобы не выходить замуж, о какой уж тут работе может идти речь. Наверное, их просто никуда не берут, а если куда-то и берут, то у дочери заговорщиков раз в десять меньше шансов найти хотя бы что-то захудалое, чем у остальных.

— М-да.

Я положила платье поверх темно-серого покрывала, которое освежали лишь светло-пепельные зигзаги, и вернулась к окну.

«Я нашел твою Соню, не-Ленор».

Значит, она жива. Она жива! Я сжала губы, пытаясь справиться с охватившими меня чувствами и желанием прямо сейчас бежать до ближайшего портала обратно в Академию, а после — в магистрериум, в кабинет Валентайна Альгора.

Свою цену он озвучил, а я не была уверена, что готова ее заплатить.

Точнее, была уверена, что не готова.

А значит, выход по-прежнему только один. Сезар Драгон.

Я закусила губу и развернулась к спрятавшейся за шкафом дверью: очевидно, ведущей в ванную комнату. Так и вышло — здесь, в отличие от моей «академической» душевой можно было развернуться, а еще здесь было повеселее. Бледно-голубые тона перемежались с белыми, а стена над пузатой ванной на ножках была украшена пузырьками, рыбками и какими-то местными морскими животными. Переливаясь ярко-зеленой, со вкраплениями бирюзы, чешуей, изгибался по всей стене водный змей. Справа крутился в водовороте крылатый водный хомячок (или кто-то очень похожий). Слева — резвилась не то стая дельфинов, не то морских котиков. На тумбочке стопочкой лежали полотенца и стояло несколько пузырьков.

Ура-ура!

Подавив желание прямо сейчас проверить, как работает ванная, я умылась, расчесала волосы и пошла переодеваться. В голубом платье с белым ободком и белыми туфельками Ленор выглядела если не Белоснежкой, то Золушкой, или чем-то средним. Поэтому от ободка я избавилась и предпочла еще раз расчесать волосы, чтобы они свободными волнами легли по плечам.

Строгая Академическая форма, как выяснилось, придавала мне пару-тройку лет сверху, не говоря уже о мрачном затертом платье. Сейчас Ленор, то есть я, выглядела не на восемнадцать зим, а на все шестнадцать. Косметики я никакой не нашла, равно как не нашла никакого холста, на котором можно себя нарисовать — если вспомнить, как мне делали макияж перед балом. Поэтому, закусив губу, рассматривала свою более юную версию целых две минуты, пока не ожила Эвиль.

— Ленор, тебе послание от архимага Равена, — произнесла она. — Тебя уже ждут в восточной столовой, спускайся.

— Спасибо, Эвиль… Стой! — крикнула я, потому что голограмма моргнула, явно собираясь исчезнуть. — Покажи мне, как туда дойти.

Конечно, дом опекуна Ленор — не Академия Драконова, но боюсь, если начать снова тыкаться во все двери в поисках столовой, кто-нибудь что-нибудь точно заподозрит. Мне это совершенно не нужно, поэтому спускаюсь я без навигатора, а включаю его только в коридоре, когда вероятность выскакивающего навстречу дворецкого, например, сводится к минимуму.

Дом в самом деле хоть и трехэтажный особняк, но после замка кажется вполне себе адекватным, поэтому я иду по подсказкам Эвиль, а перед дверью в столовую благодарю ее и выключаю. В восточной столовой все уже собрались: дядя восседает во главе стола, слева брат, справа — Люциан, который, увидев меня, поднимается. Смотрит так, будто видит впервые (ну да, я и в самом деле выгляжу непривычно даже для себя), а когда я подхожу, берется за спинку моего стула и произносит одними губами:

— Теперь мне еще больше хочется рассказать тебе, что я хочу с тобой сделать.

Закаленная в полевых условиях, то есть в общении с Люцианом Драгоном, я даже не краснею, а он отодвигает для меня стул. Здесь нет никакой парящей с помощью магии мебели, все напоминает наш мир, я бы даже сказала, наш мир начала двадцатого века. Восточная столовая выполнена в кремово-пастельных тонах, обивка у стульев — тоже кремовая, с золотом. Поскольку портьеры приоткрыты, за окнами я вижу парк, который видела из окна своей комнаты, правда, беседка становится чуть ближе и прячется за деревьями не справа, а слева.

Это то немногое, что я успеваю отметить, пока сажусь, а после дядя дает знак слугам, и они немедленно снимают крышки с блюд и наполняют бокалы мужчин вином. Судя по тому, что наливают мне — из пузатого графина, где плавают подозрительно похожие на вишню ягодки, единственной за столом женщине достается компот. Не то чтобы я против, но вот когда салат с гренками мне тоже кладут последней, становится еще более очевидным: женщин в этом мире ценят примерно как кроликов. В смысле, за размножение, и ни за что кроме.

— Хочу поблагодарить вас, тэрн-ар, — разговор, разумеется, начинает дядя. — За то, что приняли мое предложение и согласились остаться на ужин. И еще больше — за вашу откровенность во время нашего разговора. Признаться честно, не владеть информацией о собственной подопечной для меня внове.

Э-э-э… это они обо мне, что ли?

— У нас с Ленор нет никаких секретов, — сообщает Люциан, возвращая дяде пристальный взгляд.

Макс то ли поперхивается, то ли ржет, но меня гораздо больше интересует другое. О каких это секретах они говорят?

— В любом случае, будучи приглашенным на ужин к вашему отцу, я рад, что ваша откровенность не позволит мне попасть в неловкое положение, — дядя первым берет бокал, и его примеру следуют все остальные.

Стойте! А сколько Максу вообще лет? Или у них тут вино без паспортов продают и выдают вне возраста?

Увы, ответ на этот вопрос мне приходится оставить при себе. А вот по поводу кое-чего другого я просто не могу промолчать:

— О чем, собственно, была откровенность? — интересуюсь я.

За столом повисает тишина. Настолько резко, что мне кажется, что все перестали дышать. Даже слуги, которые немыми тенями замерли вдоль стен. Дядя переводит на меня взгляд, от которого мне становится не по себе: обычно так учителя смотрят на тех, кого считают… ну, мягко говоря, неумненькими.

— Разумеется, о тебе, Ленор, — снисходительно поясняет он.

Вот прямо сейчас мне стало все понятно.

— Я рассказал, почему решил сделать тебе предложение, — неожиданно произносит Люциан. — И о том, какие у меня дальнейшие планы. В том числе, когда именно мы поженимся.

Я бы уронила вилку, но она прочно воткнулась в слипшуюся двойную гренку.

Он прямо сейчас это прямо серьезно, да? Какой поженимся? Мы два с половиной дня друг друга знаем! Ну ладно, около недели, но это что, меняет дело? У них тут в порядке вещей обсуждать свадьбу через два дня после знакомства? Хорошо, через почти неделю со дня помолвки.

Я запиваю эмоции «компотиком», который на поверку оказывается действительно компотиком: по крайней мере, вкус у него такой же. Ну хоть вишня в этом мире вишня, и на том спасибо! Это немного успокаивает, это, а еще мысль о том, что Люциан наверняка навешал дяде на уши лапши, чтобы тот от него отстал. Если архимаг Равен так стремится выдать Ленор за драконьего принца, то нам как минимум нужно поддерживать легенду, чтобы нам разрешили встречаться. Вот он и заговорил про брак. Только поэтому, Ленор.

Только поэтому!

Такие мысли немного успокаивают, правда, уже в следующий миг меня подбрасывает: я что, назвала себя Ленор?!

— Значит, на следующей неделе у вас начинаются занятия по темной магии, — произносит дядя.

— Да, ректор Эстре и учебный совет решили, что стоит включить ее в общую программу. Так что мы принимаем участие в своеобразном эксперименте и будем первыми, кто узнает азы магии темных.

— Не считаю это верным, — нас с Максом продолжают не замечать, такое ощущение, что убери нас, никто и не заметит, — темная магия слишком опасна, чтобы раскрывать ее адептам. Даже азы. Не говоря уже о том, что применить ее все равно никто не сможет: она в Даррании под запретом.

— Не для всех, — нож Люциана со скрежетом взрезает тарелку.

— Я не имел в виду вашего брата, тэрн-ар. У него свои обстоятельства.

— Я тоже не имел в виду своего брата, — хмыкает принц.

Дядя понимающе кивает.

— Валентайн Альгор.

— Да.

— Что ж, у Керуана были свои резоны принять такое решение. Как нам всем известно, темная магия спасла ему жизнь.

— Она же ее чуть не отняла, — Люциан резко осекается, но уже поздно.

Над столом снова повисает тишина, только на этот раз совершенно другого плана. Макс сжимает приборы в руках так, что металлу не грозит разломиться пополам исключительно благодаря природным свойствам. Что касается архимага, он просто глубоко вздыхает.

— Да. К сожалению, этот прискорбный факт омрачил не только историю Даррании, но и историю семьи моего ближайшего друга. Я живу с этим клеймом и с этой мыслью все годы с того страшного дня.

У меня неожиданно встает ком в горле. Его там не должно быть, но он встает. Я откладываю приборы и поднимаюсь.

— Ленор, — архимаг Равен смотрит на меня в упор. — Садись. Немедленно.

— Я не голодна, — говорю я.

Удивляться своей реакции уже поздно. Наверное, стоит принять, что она просто есть, и что слова Люциана задели меня гораздо сильнее, чем должны бы. Принц поворачивается ко мне, и я отступаю на несколько шагов.

— Ленор, немедленно вернись за стол, — цедит дядя.

Это уже не просьба, и даже не приказ, как было несколько мгновений назад. Это команда. Как какой-то собаке.

— Меня там не было, — говорю я. — Когда все произошло.

Сначала смотрю на дядю, потом — перевожу взгляд на Люциана.

— Но речь идет о моих родителях. И, что бы ни случилось, они останутся моими родителями. Моими матерью и отцом, поэтому свои разочарования, — это уже снова дяде, — можете оставить при себе. По крайней мере, в моем присутствии.

Третья немая сцена становится для меня последней. Потому что под изумленным неверящим взглядом Макса я разворачиваюсь и выхожу. Дверью не хлопаю, но и не прикрываю ее еле слышно, она с легким стуком отрезает меня от «милого семейного ужина». Сейчас уже даже я не могу сказать, что на меня нашло: тем не менее я поднимаюсь, ухожу в свою комнату. Там забираюсь на подоконник и сижу, подтянув к себе ноги, пока не раздается стук в дверь.

Отвечать мне не хочется, но дверь распахивается, и в комнату вваливается брат.

— Не знаю, что это было, Ленка, но это было круто! — говорит он. — Просто хотел тебе сказать, чтобы ты знала. Хитара там чуть на драконьи пучки не порвало, поэтому реально лучше посиди здесь. До завтра он точно перебесится.

Я киваю, а Макс неожиданно подмигивает мне и уходит.

Я снова остаюсь одна, сижу и смотрю, как сгущающиеся сумерки приглушают краски, мягко погружая город в осеннюю ночь. У меня даже мыслей почти нет — только о женщине и о мужчине, которые подарили Ленор жизнь. Которые любили друг друга. И которые были преданы забвению за то, чего в своей жизни не совершали.

Почему-то я это знаю.

Почему-то именно сейчас отчетливо звучит в сознании голос Эвиль, или, точнее, мамы Ленор: «Подарок, который мы с твоим отцом выбирали для Керуана, лежал в моей сумочке. Я могу поклясться всем, что мне дорого, что в нем не было ни капли темной магии, а тем более такой темной магии, которая почти досуха выпила его силы».

Вздыхаю. Сцепляю руки на коленях и думаю о том, что Люциан как минимум мог бы ко мне заглянуть и сказать, что не это имел в виду.

Потом решительно стряхиваю с себя эту мысль, а себя — с подоконника. И иду в ванную.