Ныряльщица

 

Лайтнер К’ярд

 

Сегодня, отправляясь на Четвертый круг, я, по-прежнему, ощущал в себе силу въерха. В глазах не двоилось, в ушах не звенело, а отражение в зеркале заднего вида показывало ромбовидный зрачок.

Размышляя на тему отцовской слежки, я решил ехать в клуб в открытую. Во-первых, у меня есть членство. Во-вторых, Вирна там больше не работает.

Я беру куртку и выхожу из эйрлата, который оставляю на парковке «Бабочки». Клуб сияет неоном, он, в общем-то, один из лучших, где мне довелось побывать, стильный и в меру пафосный.

Показываю охраннику карточку, врученную мне в прошлый раз, и прохожу. Пришлось оформить членство постоянного визитера «Бабочки», чтобы попасть в ложу и заполучить себе Вирну в официантки. Сегодня мне это не нужно, я собираюсь задержаться здесь ровно столько, чтобы Шадар ничего не заподозрил, и чтобы успеть поговорить с тем, кто здесь за главного.

Без лишних вопросов меня провожают в просторный кабинет, который чем-то напоминает одну из лож — отсюда весь зал как на ладони. В остальном, в отличие от самого клуба, он несколько безликий: стол, кресла, диван. На языке слегка горчит терпкий дым, от которого не помогает избавится даже вытяжка. И здесь слишком душно после промозглой сырости ландорхорнской ночи.

Главным сегодня оказывается въерх, которого я в прошлый раз не видел. Владелец, судя по всему, появляется тут только по большим праздникам.

— Ньестр К’ярд? — спрашивает он. — Чем обязан?

Он улыбается, но улыбка не касается его глаз. Взгляд цепкий, изучающий. Очевидно, думает, зачем меня принесло именно к нему. Учитывая, что в прошлый раз одна из официанток клуба вывалила на мою голову поднос с закусками. Ирония в том, что я здесь ради этой официантки.

— Я хочу поговорить с вами о Вирне Мэйс, ньестр…

— Н’эргес, — подсказывает въерх.

— Да, ньестр Н’эргес. О той девушке, с которой у нас произошло недопонимание.

Обычно услышав мое имя, все всегда вспоминают отца, и начинают нервничать. Иногда это бесит до сжатых челюстей, иногда полезно. Но этого, кажется, даже не удивляет мое появление.

— О чем именно? — интересуется Н’эргес. — В прошлый раз вы утверждали, что у вас нет никаких замечаний к работе клуба…

— У меня по-прежнему их нет, — отвечаю я. — Вся вина за тот инцидент лежит полностью на мне.

Теперь въерх подается вперед, всем своим видом сообщая, что слушает еще более внимательно.

— Да, — киваю я. — Именно поэтому я хочу, чтобы вы вернули ей работу.

Повисает пауза, за время которой мужчина не сводит с меня глаз, но по его лицу сложно сказать, удивлен он или наоборот раздумывает, как потактичнее меня выпроводить. Неизвестность раздражает, поэтому я первый нарушаю тишину:

— Это проблема?

— Нет, — заверяет он. — Вы уверены, что мы с вами говорим об одной и той же девушке?

Я хмурюсь.

— Вирна Мэйс.

— Да, Вирна Мэйс, — повторяет Н’эргес, а потом указывает в зал, где между столиков с гостями снуют официантки. — О ней?

Свет слегка приглушен, чтобы сделать акцент на сцене, но среди девушек трудно не заметить ярко-голубую шевелюру синеглазки.

— Что она здесь делает? — спрашиваю я скорее у себя, чем у въерха, но он отвечает.

— Работает.

— Разве вы ее не уволили?

Раздражение выплескивается вместе с вопросом. Значит, я тут стараюсь вернуть ей работу, а она уже ее вернула. Сама.

— Мы пересмотрели свое решение и дали ниссе Мэйс второй шанс. Вы хотите, чтобы мы ее уволили?

— Что? — Я слежу взглядом за Вирной, которая лавирует между столиками, удерживая на ладонях сразу два подноса, и поэтому до меня не сразу доходит вопрос Н’эргеса. — Конечно, нет! Я рад, что вы передумали.

Он снова жестко улыбается. Из-за этой незримой снисходительности хочется послать его к едху.

Вирна ускользает из поля видимости, и я интересуюсь:

— Я могу с ней увидеться?

— Зачем?

Так я тебе и ответил!

— Хочу извиниться за тот вечер.

А заодно кое-что спросить. И не завтра, когда придется разыскивать ее по всему Кэйпдору — сейчас.

Лицо Н’эргеса становится хищным, сквозь вежливость понятно, что моя идея ему не нравится.

— Персоналу запрещено отвлекаться на личные разговоры во время работы

— Тогда я сниму ложу, и хочу видеть Мэйс своей официанткой, — заявляю я, складывая руки на груди.

— Вы помните о наших правилах, ньестр К’ярд?

Помню. Если Вирна швырнет в меня подносом — она снова лишится работы, а если я швырну подносом в Вирну, то лишусь членства «Бабочки».

— Мое желание как-то противоречит правилам клуба?

— Нет, — качает головой въерх. — Просто вы наш новый гость, и я хотел быть убедиться, что вы о них помните.

Я киваю и наконец-то избавляюсь от общества этого типа: меня провожают в одну из свободных лож. Не в ту, в которой мы с друзьями были в прошлый раз. Эта поменьше, но для одного-двух гостей в самый раз, и поближе к сцене, где танцовщицы в ярких костюмах показывают чудеса акробатики на шпильках. Меня словно на миг отбрасывает в тот вечер, когда мы пришли сюда с Харом и Кьяной, и с этой пискучей Джослин, которая оказалась очень даже ничего девчонкой.

Друзья.

Теперь у меня их нет.

Зато есть странные отношения с Мэйс.

Мои мысли прерывает не то вздох, не то тихое «ой» со стороны двери.

Оборачиваюсь, и успеваю заметить удивление в глазах Вирны. Но она быстро берет себя в руки и улыбается.

— Добрый вечер! Меня зовут Вирна и весь вечер я буду вашей официанткой. Что бы вам хотелось выпить или перекусить?

Сейчас Мэйс совсем не напоминает девчонку, которую я знаю. На ней нет диковинного наряда бабочки, как в прошлый раз, но форма официанток обтягивает ее стройную фигуру сильнее кэйпдорской и подчеркивает красивые ноги и грудь. В рамках приличий, но в горле немедленно пересыхает и действительно хочется выпить. Или усадить ее себя на колени и…

Вот только от стандартной и явно старательно заученной фразы меня окатывает новой волной раздражения.

— Я помню как тебя зовут, синеглазка, — хмурюсь я. — Почему ты не сказала мне, что тебя взяли обратно на работу?

— Извините, нам запрещено отвечать на личные вопросы. Хотите, я помогу вам выбрать закуски и напитки?

— Я здесь не из-за выпивки!

Взгляд Мэйс скользит по полу, стене, стеклянной перегородке, но не задерживается на мне даже на мгновение. Она рассматривает все, что угодно, а я рассматриваю ее. И пришедшая в голову догадка мне совсем не нравится.

— Здесь стоит прослушка?

Вообще-то в договоре для постоянных гостей написано, что в ложах установлены камеры, показывающие лишь картинку, не звук. И если это не так, то у меня есть много вопросов к «Бабочке» и к ньестру Н’эргесу в частности.

— Нет, — отвечает Вирна. — Она есть везде, кроме лож.

— Тогда какого едха ты не отвечаешь на мой вопрос?

Мэйс наконец-то смотрит на меня, и вместо улыбки в ее глазах на мгновение сверкают знакомые воинственные искорки. Которые, впрочем, очень быстро гаснут.

— Потому что вы посетитель «Бабочки», а я ваша официантка.

Вот заладила!

— Тогда принеси мне две банки «Лавы».

Это единственный напиток, который я могу пить, будучи за рогаткой. А еще в закрытую банку нельзя плюнуть.

— Это все?

— Да.

Мэйс вылетает из ложи, а я сажусь на диван, достаю тапет и нахожу свод правил «Бабочки». Мне скинули его, как только впервые переступил порог клуба. Страниц здесь не меньше, чем в правилах Кэйпдора для калейдоскопников, но я провожу пальцем по экрану, выделяя зеленым нужные пункты.

Думал, что Вирна будет ползти как черепаха-ерту по берегу, только чтобы подольше меня не видеть, но она возвращается достаточно быстро и ведет себя безукоризненно. Для официантки. Она наклоняется и расставляет банки с «Лавой» на низком столике, и со своего места я могу рассмотреть край ее нижнего белья.

Мэйс делает это не специально, я знаю, потому что выпрямляется она достаточно быстро. В ее жестах нет призыва, но в меня будто молния ударяет. Во всем теле вспыхивает огонь и становится очень жарко.

Я на миг отворачиваюсь, но помогает не очень. Перед глазами стоит кромка белья, подчеркивающая светлую кожу, и воздух в ложе мгновенно разогревается так, что мне действительно нужно что-нибудь выпить.

— Хотите что-нибудь еще?

— Нет, — отвечаю и указываю на банки с «Лавой»: — Присядь и выпей со мной.

— Я не могу…

— Можешь, — перебиваю ее я. — В правилах клуба сказано, что я могу угостить официантку безалкогольным напитком. В качестве комплимента.

Вирна замирает, а затем расправляет плечи и решительно тянется за банкой.

О нет! Еще раз подобного зрелища я не выдержу!

— Сначала присядь!

Получается слишком резко, и девушка едва не отшатывается в сторону, но потом послушно опускается на диван. Подальше от меня. Вот только изящность из ее движений куда-то девается, Вирна действует как марионетка, которую слишком резко дергают за нити. Открывает банку «Лавы» и давится первым же глотком.

— Эй, осторожнее!

Я тянусь, чтобы постучать по спине, но… Едх! Правила!

Поэтому приходится сбегать к кулеру в углу ложи, вручить Мэйс полный стакан с водой и ждать, пока она справится с кашлем.

— Что за… Как это вообще можно пить? — с искренним отвращением спрашивает она. Таким комичным, что я с трудом сдерживаю смех.

— Это же «Лава»! То есть название тебя не смутило? Никогда не пробовала?

Она кривится и качает головой.

— Нет. Почему она такая острая?

— Ее добывают из коры дерева Бай, и это любимый напиток всех въерхов.

— У вас очень-очень специфический вкус.

Я смеюсь, а Мэйс порывается уйти.

— Эй, мы не закончили, — напоминаю я.

— Я не имею права говорить на личные темы.

— Вообще-то имеешь, если я этого захочу. Это указано в пункте восемнадцать и три. О тебе мы говорить не можем, значит поговорим обо мне.

Ее плечи напрягаются, и я спешу добавить:

— Для начала, я не знал, что ты не любишь «Лаву», Мэйс. И я здесь из-за тебя.

Вирна наконец-то смотрит прямо на меня, и в синих глазах плещется целый океан чувств. Хотел бы я знать, что она сейчас думает.

— Я хотел вернуть тебе эту работу, — продолжаю я. — Потому что из-за меня тебя уволили, но ты уверена, что хочешь работать здесь?

Я морщусь и обвожу взглядом ложу.

— Сюда тебя может пригласить любой.

Я читал правила: они не позволяют прикасаться к официанткам, но им вовсе необязательно к ней прикасаться, достаточно того, что они могут прикасаться к себе. Извращенцев полно даже среди въерхов, а Мэйс очень симпатичная. Особенно в этой одежде, с такой прической и яркой помадой на губах.

— Может, тебе найти более подходящую работу? Поспокойнее, с тем же уровнем оплаты. Мне ничего не стоит дать тебе хорошую рекомендацию.

— Нет. — Она отвечает тихо, но твердо.

Сила подрагивает в пальцах, готовая вырваться в любой момент, и только едх знает, чего мне стоит загнать ее обратно под кожу. Приходится напоминать себе, что Вирна ко всему и ко всем относится враждебно, чтобы снова не вспылить.

— Значит, тебе здесь правда нравится?

Девушка сжимает кулаки, но тут же их расслабляет и прикрывает глаза. И упрямо молчит.

М-да, с ней просто невозможно разговаривать!

— Мэйс, я потратил на тебя больше, чем когда-либо тратил на любую из своих подружек. Нам нужно поговорить, а ты не можешь просто взять и ответить на простые вопросы?

— Хватит! — резко отвечает она, и добавляет уже немного мягче: — Пожалуйста.

— Хватит — что?

— Не стоит делать вид, что нас что-то связывает.

— Разве нет?

— Ничего, кроме совместной практики по подводной зоологии.

— А то, что я тебя спас?

Вирна выпрямляется и снова смотрит мне в глаза.

— Ты пришел сюда специально? Хочешь, чтобы меня снова уволили? Для тебя это шутки?

Шутки?!

Это не шутки отправляться в «Бабочку», пока моя сила нестабильна. Пока за мной хвостом таскается подчиненный Шадара.

— Если бы я шутил, меня бы здесь не было, синеглазка.

— Тогда уходи. Потому что мне нужна эта работа.

— Именно эта? — переспрашиваю я. — Почему?

Мэйс сжимает губы в тонкую линию и поднимается. По глазам вижу, что теперь ей хочется стукнуть подносом себя.

— Принести еще «Лавы»? — интересуется она, возвращаясь к образу официантки.

— Хватит и этого, — бросаю я и подхватываю новую банку. Но она выскальзывает из моих пальцев.

Перед глазами знакомо темнеет, а в ушах будто нарастает гул океанских волн. Я заваливаюсь на диван, чувствуя, как силы безвозвратно утекают.

Хидрец!

Вместе со слабостью накатывает паника.

Никто не должен знать.

Никто.

Эта мысль бьется в моей голове. И только перепуганное лицо Вирны, склонившейся надо мной, заставляет вынырнуть из этого водоворота. Она отшатывается, как тогда, на берегу, а я выталкиваю из себя слова:

— Мэйс… Никого не зови… Не надо.

Мой голос больше напоминает скрип песка под ботинками, но надеюсь, она меня слышит.

— К’ярд! Что с тобой? Нужна помощь?

— Нет, — шепчу я, и от бессилия хочется рычать. — Никто не должен… узнать.

— Ты уверен?

— Да.

— Хочешь воды?

— Нет. Мне просто нужно отлежаться.

Вирна не двигается и никого не зовет. Она просто сидит рядом, неотрывно глядя на меня. Когда синеглазка так близко, она кажется еще более красивой, и в другой раз я бы подался вперед и поцеловал ее. Если бы мог. Но голова будто прилипла к диванной подушке.

— Твои глаза, — тихо говорит она. — Что с тобой?

— Это последствия твоего спасения. Я тогда переоценил свои возможности, — делаю паузу и неожиданно даже для себя признаюсь: — Лишился силы въерха.

Ее глаза расширяются, темнеют, как вода на глубине.

— Навсегда?

— На время.

— Если никто не должен знать, почему ты говоришь мне об этом?

Я усмехаюсь.

— Хочу, чтобы еще кто-кто кроме меня знал, что мне паршиво.

— Нет. Почему ты рассказываешь это именно мне?

— Потому что ты никому не расскажешь.

Вирна больше ничего не спрашивает, и я прикрываю глаза, стараясь как можно скорее прийти в себя.

Слабость, как дикий зверь, почуявший кровь, кружит вокруг меня: то подступая ближе, то отходя далеко. Но победителем в этой схватке все-таки становлюсь я. Меня уже не шатает из стороны в сторону, когда я поднимаюсь. Ну почти.

— Мне пора.

— Ты сам доберешься? — с сомнением спрашивает Вирна. — Я могу вызвать эйрлат, тебя отвезут домой.

— Нет, — отказываюсь. — Никто не должен знать, помнишь?

Мэйс кивает.

— Сам дойдешь?

— Ты обо мне волнуешься, что ли?

Она складывает руки на груди.

— Не приходи сюда больше. А если придешь, не приглашай меня в ложу.

— Только если расскажешь, почему ты здесь работаешь.

Судя по ее лицу, я понимаю, что перегнул.

— Это тоже была шутка.

— Хорошо, если так.

Я оставляю на столе более чем щедрые чаевые и выхожу из ложи. Приходится опускать глаза, но в коридорах, которыми меня провожает Вирна, по пути нам попадаются только охранники и другие официантки.

На самом выходе мы смотрим друг на друга и без слов расходимся: я в сторону парковки, Вирна возвращается на работу. Я больше не собираюсь приходить в «Бабочку», но сегодняшний вечер как никогда показывает, что в жизни ни в чем нельзя быть уверенным.

Что я знаю точно: мне нужно выяснить, почему она работает здесь. Но сначала — разобраться со своими няньками. Поэтому я подхожу к темному эйрлату, припаркованному в третьем ряду, и стучу по стеклу.

— Эй, парни, нужна ваша помощь.

Когда стекло опускается вниз, открывая моему взгляду двух безопасников, я наклоняюсь вперед.

— Мне фигово, так что подкиньте домой, а мой эйрлат отгоните. И передайте Шадару, что мне нужно как можно скорее поговорить с отцом.

Так действительно будет быстрее, чем если я скину ему сообщение на тапет, а мне нужно срочно с ним поговорить. Я должен избавиться от слежки, если хочу продолжать видеться с Вирной.

Как я и думал, стоило оказаться дома, отец уже дожидался меня и сразу потребовал подробностей того, что случилось. Пришлось рассказать, естественно, не упоминая при этом Мэйс. Тем более что по пути сюда у меня уже полностью сложился план.

— Меня вырубило прямо в клубе. Сила просто утекла, хотя я только расслаблялся и наслаждался вечером.

— Тебя кто-то видел?

— Нет, — вру, не моргая. — Когда я смог подняться, то старался не показывать никому своих глаз.

Отец качает головой.

— Послушай, — говорю, — я с детства контролирую свою силу, но контролировать твою у меня не всегда выходит. И меня это напрягает. Поэтому я не знаю, что делать дальше. Сидеть безвылазно дома?

— Не вариант. Это привлечет лишнее внимание.

— Лишнее внимание привлекает темный эйрлат, следующий за мной.

Отец хмурится еще сильнее, а я продолжаю:

— Это наводит на мысль, что с твоим наследником что-то не так, — морщусь я. — Но все это ерунда, потому что не уверен, что смог бы сегодня нормально добраться домой без помощи парней Шадара.

Отец расхаживает по кабинету, а я, развалившись на диване, терпеливо жду. Моя главная задача — привести его к мысли, что я перепугался до едхов и теперь буду вести себя как самый примерный сын.

— Значит, твоими проблемами с контролем займусь я, — неожиданно заявляет он. Этого нет в моем плане, и мне с трудом удается сдержаться, чтобы сразу не отказаться от подобной щедрости. — Буду тренировать тебя сам, а от силовых тренировок в Кэйпдоре ты получишь освобождение.

— Если я перестану ходить на тренировки, это будет еще более странно.

— Не будет, если всем рассказать правду.

Ну да, правитель Ландорхорна занимается со мной лично. На что я подписался?

— Хорошо, — киваю я. — Что насчет других занятий?

— Тебе нужно снизить нагрузку, так что я поговорю с ректором. Думаю, он согласится со мной, что из-за индивидуальных занятий некоторые факультативы можно перенести на следующий год.

— Согласен. Я могу пока не посещать политологию.

— И подводную зоологию.

Вот едх!

— Я уже взялся за проект. Сдам его и забуду.

Взгляд отца вонзается в мой лоб.

— Тебе разонравилась подводная зоология?

— После сегодняшнего вечера я понял, что здоровье важнее.

По лицу отца скользит тень одобрительной улыбки. Теперь мой выход, и сейчас важно — не облажаться.

— На самом деле, я взял этот факультатив, чтобы позлить тебя. — Смотрю прямо на отца, «признаваясь» во всем. Как он сжимает губы в тонкую линию, как выпрямляется. — Заметь, это сработало.

— Не самый взрослый поступок, Лайтнер.

— Согласен, — я криво усмехаюсь.

— А твой интерес к Вирне Мэйс?

— И это тоже.

— Тогда зачем ты прыгнул в океан?

— Я уже отвечал на этот вопрос. Потому что не мог стоять и смотреть, как Ромина бросает девчонку в воду.

Отец едва уловимо морщится.

— Завтра я свяжусь с ректором, и мы все решим. А сейчас иди отдыхать.

Я киваю и поднимаюсь с дивана. Уже в дверях меня настигает:

— Если считаешь, что подчиненные Шадара привлекают внимание, я их уберу. Но я рассчитываю на твое благоразумие, Лайтнер.

Я киваю снова и выскакиваю из кабинета, чтобы он не заметил моей победной улыбки.

Что ж, полдела сделано.