По ту сторону льда

Глава 2 settings

     

    — Что значит — на ней его харргалахт? — интересуюсь я.

    Спокойно настолько, что мне становится неспокойно.

    — Они обручились.

    Стенгерберг никогда не показывает своих чувств, но сейчас чувств вокруг меня слишком много. Или их слишком много вокруг девчонки, которая возомнила, что может играть со мной в игры.

    — Напомни, ты должен был привезти мне анализы. Анализы, или ее. Почему я не вижу ни того, ни другого?

    — Торн, она под его защитой. Ты это прекрасно знаешь.

    Я это прекрасно знал. Я знал, что драконов Эстфардхар — рагранец, и что эта ситуация переросла Ферверн. Теперь она международного масштаба, и я сам это допустил. Это я тоже знал.

    — Свободен.

    — Торн…

    — Я сказал: свободен.

    Арден отказался со мной говорить. По крайней мере, он отказался со мной говорить как друг, а тащить его в Айрлэнгер Харддарк приказом мне не хотелось. Мне не хотелось этого по одной простой причине: друга после этого разговора у меня не станет.

    Дверь за Стенгербергом закрылась, и я коснулся панели. Блокировка запечатала меня в моем кабинете, сделав стекло матовым, от второй ладони, лежащей на столе, тонкими трещинами расползался лед. Когда Арден осматривал меня впервые, он сказал, что я удержал всю свою силу лишь чудом, сконцентрировав ее в одной точке горения. Сейчас она растекалась свободно, иней чешуей раскрывался на полу и вдоль стен.

    Мне нужно оставить Лауру Хэдфенгер в прошлом.

    Или она оставит в прошлом меня.

    Осознание этого сейчас было столь отчетливым, что я с трудом удержался от желания отменить все встречи и спустя два часа уже быть в Рагране. Смотреть ей в глаза и впитывать ее присутствие всем пламенем. Смотреть ей в глаза, когда Эстфардхар будет снимать свое клеймо и корчиться от боли.

    Коротко, надтреснуто пиликнул коммуникатор.

    Я сжал руку в кулак, и она отозвалась ледяным хрустом, кристаллы осыпались вниз и растворялись в сиянии пламени.

    — Слушаю, Одер.

    — Ферн Ландерстерг, к вам ферна Ригхарн. Вы просили поставить ее в приоритет, и я перестроила расписание.

    Одер — профессиональный секретарь. Временами мне кажется, что я могу поставить ее вместо нового главы пресс-службы, и справится она в разы лучше.

    — Приглашай.

    Когда открылась дверь, иней уже отступил. Морозный узор на столе растаял, оставив после себя легкую дымку.

    Фото не лгали: ферна Ригхарн была темноволосой и стильной молодой женщиной. Даже не скажешь, что сразу после совершеннолетия она с таким же сопляком и с еще одной не сказать что сильно возрастной парой развлекалась неподобающим образом. Глядя на эту женщину, вообще сложно было представить себе что-то подобное, и у нее была одна совершенно потрясающая черта — она ни капли не напоминала Лауру Хэдфенгер.

    — Доброе утро, ферна Ригхарн.

    — Доброе утро, ферн Ландерстерг.

    Глаза у нее были зеленые, настолько пронзительно-зеленые, что впору заподозрить линзы. Но линзы она не носила, это было в отчете Стенгерберга. Свой цвет. Цвет волос — тоже: насыщенный, как шоколад с карамелью. Карамель возникала, когда на ее волосы попадало солнце, даже сквозь матовое стекло.

    — Прошу. — Я указал ей на стул. — Хотите кофе?

    — Одер мне его уже предлагала.

    Солливер опустилась на стул: плавно и грациозно, линии ног под юбкой-миди были изящны и безупречны.

    — В таком случае, предлагаю сразу перейти к делу, — сказал я. — Мне нужна женщина, которая станет моей женой. Вы понимаете, что это значит, ферна Ригхарн?

    — Почему я?

    Я посмотрел на нее в упор.

    — Ваша служба безопасности наверняка знает обо мне все. Соответственно, вы тоже знаете обо мне все, ферн Ландерстерг. Поэтому я повторю свой вопрос: почему я?

    — Считаете, что вы недостаточно хороши для меня?

    Солливер наклонила голову и улыбнулась:

    — Напротив. Считаю, что я слишком для вас хороша.

    Я кладу руку в перчатке (несмотря на особое покрытие, этих перчаток хватает от силы дня на два-три) на стол. В отличие от Хэдфенгер, Солливер Ригхарн вызывает во мне разве что исследовательский интерес, и тот — исключительно на уровне драконьих инстинктов.

    — Аргументируйте.

    — Ну как же, — смеется она. — Вам нужна первая ферна и будущая мать ваших наследников, не больше. А я столько всего умею в постели, что было бы жаль, если бы мои таланты пропали впустую.

    — Интересный у нас получается разговор, Солливер.

    — Не могу не согласиться, Торн.

    Эта женщина общается со мной на равных, и мне это нравится. Нравится ее прямой взгляд и отсутствие кокетства — скорее, это прямая констатация своих достоинств без лишних акцентов на них. Я оценил ее фигуру сразу, как только она вошла, фигуру, стиль, умение держаться. Мне кажется лишним встречаться с кем-то еще после общения с ней, но однажды я уже совершил такую ошибку.

    Поэтому сейчас говорю:

    — Что вы делаете сегодня вечером?

    — Сегодня вечером я занята. Но если хотите, я могу попробовать освободить завтрашний вечер для встречи с вами.

    Теперь с губ срывается смешок. Мне кажется, что я впервые за долгое время улыбаюсь — так же впервые я улыбался рядом с Лаурой, и при воспоминании о ней улыбка гаснет. Если бы можно было выжечь ее из памяти, ее и ее имя, раскрошить его так же, как я поступил с тем кольцом, я сделал бы это, не задумываясь.

    — Освободите, ферна Ригхарн. — Я снова перехожу на официальный тон. — У меня есть для вас предложение, от которого вы не сможете отказаться.

    Солливер приподнимает брови. Они у нее не широкие — по последней моде, но идеальные. Я бы сказал, она вся идеальная на роль первой ферны, но когда-то, глядя на Лауру Хэдфенгер, я подумал так же.

    — Вот теперь вы меня заинтриговали, — произносит она.

    — Не все же вам интриговать. — Я касаюсь коммуникатора, завершая наш разговор: — Одер, пожалуйста, сделай кофе для ферны Ригхарн. У нее сегодня насыщенный день.

    Солливер снова улыбается.

    Мы с ней поднимаемся одновременно, и я думаю о том, какого дракона я не рассматривал ее кандидатуру раньше.

    Потому что меня заклинило на дочери Юргарна Хэдфенгера. Я считал, что это идеальный политический ход. До той минуты, как я ее увидел, это так и было.

    — Хорошего дня, — говорю я.

    — Легких собеседований, — отвечает она.

    Выходит, оставляя за собой тонкий шлейф духов — кажется, Форрани Седфилз, «Падшие небеса». Я заказывал их для Эллегрин, точнее, их заказывала Одер, и мысли об Эллегрин на миг отбрасывают меня в прошлое. В те дни, где под словом «контроль» я понимал только желание отца всем и вся говорить, что они должны делать.

    Эту часть воспоминаний я отсекаю резко и без малейших сожалений: возвращаться сюда мне сейчас точно не стоит. Прошлое вообще не стоит того, чтобы им заниматься, а будущее я создаю сам. Каждый миг.

    Поэтому сейчас снова касаюсь коммуникатора:

    — Одер, когда следующее собеседование?

    — Через полчаса, ферн Ландерстерг.

    — Хорошо.

    Только сейчас я понимаю, что мы с Ригхарн говорили от силы десять минут. Десять? Если не пять.

    По сути, это не так уж мало, особенно в контексте моего графика. Я едва успеваю погрузиться в работу, когда снова пиликает коммуникатор.

    Претендентки, по большей части, скучны.

    Кто-то восхищается моей реформой, кто-то изображает хорошую девочку (может статься, и не изображает), кто-то пытается впечатлить познаниями в области истории, экономики и политики. После обеда я понимаю, что убить полдня на эти собеседования было бесполезной тратой времени.

    Бы.

    Если бы этот фоновый шум не вышибал меня из мыслей о Рагране и о том, что Лаура Хэдфенгер, возможно, носит моего ребенка.

    Когда поток благородных девиц всех сортов и мастей иссякает, я предупреждаю Одер, что беспокоить меня нельзя, и с головой ухожу в последние сводки, стекающиеся ко мне от глав департаментов.

    В Ниргстенграффе сейчас все относительно успокоилось, но там продолжаются поиски Лодингера. Стенгерберг говорит, что его бы обязательно засекли камеры, и что искать там уже нечего, но этот Лодингер не дает мне покоя.

    С ним тоже могут быть проблемы, и гораздо более серьезные, чем кто-то может себе представить. Досье на этого психопата я изучил вдоль и поперек, поэтому поиски не прекратятся, пока мне не принесут его тело. Куски его тела. Или что там от него останется.

    Информации много, в какой-то момент я теряю счет времени, а прихожу в себя от настойчивого сигнала.

    — Слушаю.

    — Ферн Ландерстерг, вы просили не беспокоить, но это уже третий вызов из приемной ферна Халлорана.

    Я смотрю на часы: да, о времени я действительно забыл.

    — Соедини нас. — Я ослабляю галстук и откидываюсь на спинку стула.

    — Торнгер.

    — Рэйнар. Что-то экстренное? — Не люблю долгие предисловия.

    — Об этом я хотел спросить у тебя. Вчера один из наших спутников зафиксировал твой оборот.

    Я посмотрел на руку. Сейчас, затянутая в перчатку, она выглядела совершенно обычно, но обычной она не была, и все, что со мной происходит — тоже.

    — Скажем так, на то были причины.

    — Какие именно?

    — Такие, которые я не намерен разглашать.

    На том конце мира ненадолго возникла пауза, в которой разрастался лед. Когда Рэйнар заговорил снова, его голос звучал значительно резче:

    — Ты знаешь закон, Торнгер.

    — Этот закон не имеет никакого отношения ко мне.

    — Повтори, пожалуйста?

    — Я голосовал против, — произнес я. — И ты знаешь мою позицию по поводу запрета на обороты.

    На этот раз пауза была более короткой, но от этого не менее прохладной.

    — Торнгер, я помню твою позицию, и разделяю ее. Отчасти. Тем не менее это решение было принято нами совместно, большинством голосов на заседании Мирового сообщества. Ты не хуже меня знаешь, что такое закон, и не хуже меня понимаешь, что будет, если мы перестанем его соблюдать. Особенно мы.

    Рэйнар замолчал, но я не собирался ничего говорить. Поэтому продолжать пришлось тоже ему:

    — Наше общество держится на соблюдении этих законов. Мы — сильнейшие, и если мы сами начнем переступать через то, что сохраняет наш мир, ничем хорошим это не кончится.

    — Наш мир сохраняем мы, — произнес я. — И мы сохраняли его тысячелетиями, сильнейшие из нас. Помнишь, что было, когда мы начали терять силу и связь с теми, от кого началась наша раса? Тогда чуть не рухнуло все. Сейчас мы находимся у истоков нового мира, и наша сила растет. Мы не имеем права держать ее взаперти.

    — Вместе с силой растет и ответственность.

    «Сила — это ответственность, Торн. Пока ты это не поймешь, из тебя не получится ничего цельного».

    «Я уже цельный. И моя ответственность больше, чем ты можешь себе представить».

    Я хорошо помнил этот разговор с отцом, и помнил, после чего он состоялся. Тогда мне было одиннадцать, но сейчас никто не станет мне говорить и указывать, что я должен делать.

    — Ты прав, сила — это личная ответственность каждого. Я ни разу не позволил вам усомниться в том, что я ей злоупотребляю, не так ли?

    — Мировое сообщество встревожено событиями с семьей Хэдфенгеров.

    — Тех, которые счастливо живут в Зингсприде в настоящее время?

    — Тех, кого ты выслал из Ферверна. Это — злоупотребление властью.

    — Что насчет Лодингера, Рэйнар?

    Вот теперь пауза повисла долгая.

    Настолько долгая, что я сполна успел ей насладиться. По правде говоря, Халлоран своей идеальностью уже настолько меня достал, что сейчас я готов был высказать ему все. И высказал бы, если бы, выражаясь его словами, не ответственность, которая на меня возложена.

    — Я не обязан перед тобой отчитываться, Торнгер.

    — Совершенно правильно. Точно так же, как не обязан перед тобой отчитываться я.

    — В твоем возрасте я совершил много ошибок, — его голос стал еще жестче, — и считаю своим долгом тебя предупредить, что намерен сообщить о случившемся остальным.

    — Сообщай. — Я смотрел на перчатку, которая расползалась лохмотьями. — В моем возрасте ты еще не отвечал за целую страну. Удачного дня, Рэйнар.

    Ответственность.

    Круглосуточный контроль, каждый день, каждую минуту — вот что было в моей жизни с самого детства. Если Халлоран думает о том, что знает, каково быть ответственным за такое, он сильно ошибается.

     

    Драконы не спят по четырнадцать суток: для них это нормальный физиологический процесс — бодрствование в течение такого промежутка времени. Мой рекорд, по крайней мере, рекорд осознанный, когда я оставался в сознании с чистым разумом — пять. Поэтому вторые, по сути, для меня не значили ничего. Я не просто не спал, потому что был занят — а раньше это было именно так. Я не хотел спать.

    Ночь Хайрмарга раскрывалась по ту сторону окон миллионами огней, а я проводил время в спортзале. Оборудованный на втором этаже моего пентхауса, он не уступал ультрасовременным фитнес-центрам. Раньше тренировка была для меня обязательной по утрам, для поддержания формы. Силовые тренажеры, беговые, проверка реакции и координации. Чередование стрессовых условий — ледяной душ и ослепляющая жара, которая в теории возможна при столкновении синего и красного пламени в бою.

    Сегодня по возвращении из Айрлэнгер Харддарк я провел в спортзале пять часов, но не выжал из себя и десятой части энергии, которая во мне клубилась. Арден был прав, со мной происходило что-то странное. Или что-то странное происходило с драконом во мне, который бился о прутья клетки человеческого тела, рычал, рассыпая внутри ледяные искры. В такие моменты ладонь начинала нестерпимо гореть. Ладонь и клочок запястья, на которое заползал изломанный узор чешуи.

    Пиликнул напульсник: пришел отчет Стенгерберга.

    Он присылал отчеты о ней три раза в день, и мне казалось, что это длится целую вечность.

    Двое суток как вечность: остается только гадать, до каких пределов вечность способна растягиваться.

    Строчки были скупыми — разумеется, они не могли отразить ее взгляда, когда Лаура Хэдфенгер спускается по ступенькам грязного перехода. Не могли отразить ее жестов, движений, и уж совершенно точно они не могли отразить тонкую хрупкость ее запястий под моими пальцами.

    Шелк кожи.

    Пульсацию жилки на шее и хриплые вздохи, когда я был в ней.

    Припухшие губы.

    Тихое:

    — То-орн… — на выдохе.

    Глаза в глаза.

    Сейчас она вся — раскрытая подо мной.

    Моя до последнего вздоха.

    Я поймал себя на пределе сил, на боевом тренажере-симуляторе ближнего боя, после чего зашвырнул себя в ледяной душ. Дракон внутри снова сходил с ума, и это было основной причиной, по которой я собирался продолжать обороты.

    Этот зверь, с которым мы должны быть единым целым, не станет мной управлять.

    Хлещущие по телу ледяные струи сейчас ощущались как летний дождь: спустя пару минут тело перестает воспринимать холод и адаптируется. По-хорошему, ни холода, ни жара не существует — настолько, чтобы выбить меня из равновесия. Именно это определяет мое состояние — равновесие и контроль. Которые я создаю сам.

    Угрозой этому не будет никто.

    «Отмени слежку».

    Я отправляю приказ раньше, чем сознание успевает проникнуться им.

    Где-то внутри крошатся осколки вырванных кадрами фотограмм — стоящий у ее дома Эстфардхар с букетом цветов.

    Харргалахт над небольшой аккуратной грудью. Я не должен его видеть, но я его вижу — чужой знак принадлежности на нежной коже, отблесками полыхающий на ее белизне. И напряженный сосок под тонким кружевом белья.

    И судорожный вздох — когда она раскрывается, когда лежит, раскинув бедра, и пламя льется сквозь них, концентрируясь в харргалахт и отражаясь в его глазах.

    Что-то с грохотом рушится.

    Лед хрустит под ногами, иглами впивается в кожу, шипы ледяных кристаллов вспарывают каждый сантиметр пространства вокруг, чтобы с грохотом обрушиться вниз. Здесь, в тренажерном зале, тоже звуконепроницаемые стены, и когда последняя изломанная панель осыпается крошкой, как кольцо в моей ладони, я наконец-то чувствую вибрацию.

    Вибрация напульсника, сообщающая, что звонит Стенгерберг.

    Я стою посреди того, что было тренажерным залом, на хрустящих осколках льда.

    — Да, — отвечаю коротко.

    — Всю слежку? — уточняет он. — Даже фоновую?

    — Всю.

    Я отключаюсь и иду в душ.

    Тот, что в другой части пентхауса, рядом со спальнями.

    Тот, который уцелел.

    Автоматическая дверь за моей спиной натыкается на ледяные иглы, раздается жалобный хруст.

    Который сменяется тишиной.  

     

    Дорогие читатели!

    На следующей неделе на роман будет открыта подписка. Совсем скоро мы сделаем о ней блог с подробной информацией, поэтому следите за обновлениями.

    ВАЖНО: Книга про Торна будет однотомником.

    Также сегодня вечером стартует розыгрыш промокодов на историю «По ту сторону льда» (и не только) 😉

    Loading...

      Комментарии (16 070)

      1. Выхи кончились, мы ждем, что придумал набл-дракон?)

      2. Объясните неразумной мне почему «расчетливая, лживая тварь»? О чем Лаура лгала? Или, где была неискренна? У меня прямо когнитивный диссонанс начался…

        1. Tanbo, Лаура непоследовательна и рассеянна в своих действиях. Сегодня одно супер важно, завтра другое вытесняет. В конце концов, все ее действия и слова противоречат друг другу. Их можно описать как ложь, и конечный результат действительно плачевен для реформы Торна. Чего-то хотят добиться его противники. Лично Л. сначала утверждала, что у нее нет чувств или намерений к Бену, затем она хотела, чтобы ее жених (Торн) объяснил, почему его изгнал. Она ушла с ним в Рагран, носит его харргалахт, но только за неделю или две до этого Лаура говорила, что любит Торн…

          1. Sety, Ушла Лаура с Беном из-за Гринни, попытавшись перед этим ее оставить с Виражжем, — раз. Харргалахт — чтобы спасти себя и ребенка и не лишиться его — два. И если бы не Бен, который поступил, как нормальный, порядочный мужчина (не важно по каким причинам он это сделал, но не оставил Лауру без помощи и защитил ее от монстра), Лауру давно бросили бы к ногам Торна, как тряпку, заперли бы инкубатором для наследника, а после родов, вытерев об нее ноги, выбросили бы на помойку. Вы хотели для Лауры такой доли? Всегда быть тряпкой не имеющей своего мнения и своих желаний? Она этого не хотела. И я тоже не хочу!

            1. Lea Kantarji, Shades of night, fall upon my eyes
              Lonely world fades away
              Misty light, shadows start to rise
              Lonely world fades away.
              In my dreams your face is all I see
              Through the night you share your love with me.

              Dreaming visions of you
              Feeling all the love I never knew.

              Here we are on the crossroads of forever
              Shining star lights the way.
              Walk with me on the winds of time
              Love’s mystery is for us to find.

              Dreaming visions of you
              Feeling all the love I never knew.

              Until that day, until the day I find you
              I won’t rest, I won’t let go
              Somehow some way, I know I’ll be beside you
              To warm my heart and fill my soul. 😉

              1. Sety, Очень красивая песня!:))

          2. Sety, И поэтому она тварь? Логично(

            1. Tanbo, даже если Торн действительно принимает людей как равных, он никогда не забудет, что он иртхан.

              1. Sety, ЧСВ конечно замечательное чувство. Как и ощущение, что все вертится вокруг тебя-центра вселенной. Но клиникой все-равно попахивает

                1. Tanbo, боюсь, это банальная биология. 😛

        2. Tanbo, Мдаа я в шоке тоже — это он дракотварь и ему до Бена лесом еще …

          1. lubovm8, После озвучивания таких мыслей гипотетически представляется мелкое чмо с самомнением до космоса и ничего из себя как личность не представляющее. Я конечно в полном непонимании. Может, у него раздвоение личности?

      3. Прям прсле чтения этой главы хочется закутаться в одеяло. Бедный Верраж.

      4. Такое очучение, что у Торна раздвоение личности. Теплый Торн провалился куда-то глубоко, а Ледяной получил свободу. И этому ледяному Солливер подходит идеально. Но какова причина провала Теплого?

      5. «Да она идеальна!», «Солливер просто находка», «то что я вижу, меня устраивает», — Торн без конца повторяет в мыслях что-то подобное. Словно медитирует как герой известного мультика: «умиротворение… умиротворение… внутреннее умиротворение…». А потом взгляд Торна падает на стол, всплывает в голове образ Лауры, и весь достигнутый дзен летит в тартарары… Стол, конечно, можно выкинуть, а следом за ним стулья, посуду, постельное бельё, можно даже увезти Верража и уволить Доража, но тогда останутся запахи, звуки и сны… Мучайся, Торн, мучайся, раз ты такой дурак.

        1. Tanya Branco, а если бы Торн задержал ее силой, если бы не отпустил ее, он был бы тираном, монстром и так далее. Бедный Торн — навсегда в роли козла отпущения.😢

          1. Sety, Должен был отпустить и отпустил. Здесь я не спорю. Я говорю, что он дурак, потому что свои собственные чувства отрицает.

            1. Tanya Branco, на данный момент его чувства — это гнев, оскорбление, преданное доверие, неистовое сексуальное желание, несогласие с ее действиями. Вы предлагаете следовать за ними?

              1. Sety, Торн как раз и следует своим гневу, обиде и всему остальному. Поэтому он был жесток с Лаурой, и наломал дров. А надо было признаться самому себе, что влюблён. Признав это, он бы и действовал по-другому.

                1. Tanya Branco, Торн изменил свое поведение, когда Лаура оттолкнула его своими словами и действиями. Она является лидером в их отношениях, и Торн следует за ней. Лаура была той, кто наломал дров.

                  1. Sety, Ну, да! Дать сдачи (действия), даже без слов — это чисто по мужски? Только не надо забывать, что они в разных «весовых категориях». Отвечать на оскорбление неуверенной в себе женщины, унижением её и разрушением её (хоть и не идеальной), но семьи, наверно сделано Торном, явно в воспитательных целях? Чтобы быстрее вернулась.

                    1. Ольга, для семьи: если Торн действительно хотел отомстить им и сделать их жизни черными, он оставил бы их в Хайрмарге. Для Лауры — она ​​не маленький ребенок, которого всегда прощают за ошибки. Было совершено покушение на ее отца, и она сама пострадала от действий Лодингера. Когда Торн предложил изгнать Эллегрин из Хейрмарга из-за СМС о Бене она решила притвориться благородной, но действовала глупо и пострадала от последствий. Вместо того чтобы делать соответствующие выводы, Лаура устроила «шоу» на празднике, к радости соседних стран и врагов реформы. Как вы думаете, сколько еще Торн должен был терпеть и прощать, потому что они были в разных категориях?

                      1. Sety, Прощать??? Торн должен был ее прощать? Лаура, что, вешалась ему на шею и набивалась в жены? Она НЕ ХОТЕЛА быть его женой, она хотела жить своей жизнью и танцевать. Отец ее заставил, Торн ее заставил. Втесался в доверие, влюбил в себя, а потом наплевал в душу. Да что вы от нее хотите? Правильно она все сделала! Надеялась и пыталась растопить лед в ее душе, а когда окончательно поняла, что он бесчувственный козел, заявивший ей, что любовь она сама себе придумала, разорвала помолвку и уехала искать нормальной жизни.

        2. Tanya Branco, Спасибо! Я тоже желаю ему мучиться! Всячески, разнообразно и постоянно! Очень на него зла

      6. Вот все пишут: Торн ведёт себя как мальчишка, а в самом деле, сколько лет Торну?

        1. shamlin67, Торну около 32-33 лет, и он совсем не ведет себя как мальчишка.

        2. shamlin67, если есть возможность перечитайте поющую, 3 часть там про традиции и жизнь иртханов много написано, многое станет понятно.

      7. Торн — результат издевательств судьбы над его жизнью! Он не может позволить себе иметь слабости. Ледяной дракон! Но Лаура его зацепила. Он поддался, позволил эту слабость и … увы и ах опять жизнь его наказала. Мне очень жаль их обоих! Очень хочется чтобы гг были вместе!

        1. Натали, А я почему-то наоборот, хочу им счастья и любви, но раздельно, не вижу их вместе, мне кажется они не подходят друг другу. Как ангел и демон 😅

          1. lesechka, Это было видно с первой книги… что не подходят…

      8. Мужчины поздно взрослеют), а этот в особенности

        1. Олеся Елисеева, Повзрослел наоборот он слишком рано из-за смерти родителей, при том отец был жёстким и беспринципным. Поэтому наоборот он не умеет быть мягким, гибким, «молодым», не способен открыть сердце для любви. Он просто слишком взрослый и безчувственный

        2. Олеся Елисеева, ага первые сорок лет у мальчиков самые тяжелые — несмотря что целый дракон

      9. Пока продолжения нет, прихожу сюда комментарии почитать. Спасибо дорогим читательницам! История держит, хотя пока и очень не нравится, и сам Торн, и то, что он творит

        1. Elena_W, и мне он не нравится жесть — меня прям трясет от Торна= это главгад и очень понравилось определение его как дракокозел … вот в точку

          1. lubovm8, Я думаю, у авторов есть цель добиться именно такой реакции читателей на главного героя. В общем, они в этом весьма преуспели! Не знаю, пока зачем. И как это все вывернется потом…

            1. Elena_W, возможно так — но кажется не просто преуспели а мега его опустили — тут писала одна девушка что пройдено уже две точки не возврата Лауры к нему..мне кажется что это просто линия невозврата прорисовывается

      10. У меня вопрос. А почему Лаура так тяжело приняла пламя Торна : температурила И так далее. И так легко приняла харргалахт Бена ?

        1. sofi, возможно потому что у нее уже есть пламя в виде ребёнка, или все таки что то не так с её происхождением

        2. sofi, Возможно дело в силе пламени. У Торна оно запредельное, а у Бена среднестатистическое.