Заклятые любовники

9

Я вспомнила о письме от деда, когда осматривала лапу Арка: ранка уже покрылась коркой, никаких припухлостей не нащупала, да и нос у него был холодный и мокрый. Первым делом я вывела его на прогулку, а вернувшись, сразу подбежала к столу, вскрыла и торопливо прочитала написанные дедушкиной рукой строки:

«Милая Луиза,

как ты? Как твое здоровье?

Что интересного происходит в столице? Что занятного состоялось в театре? Сама понимаешь, к нам, в Вайд Хилл, новости доходят с большим опозданием».

Занятного состоялось много, но вряд ли об этом можно рассказывать в письмах. А так хотелось бы! Оказаться в сильных объятиях деда, обнять, прижаться, позволить себе слабость и выговориться вволю.

«Перед зимой слишком много занятий, потому времени на письмо непростительно мало. Знаю, мы давно не виделись, и я безмерно скучаю, равно как и ты. К величайшему моему сожалению, в ближайшие месяцы принять тебя не смогу: мне придется уехать по делам сразу после праздников. По возвращении напишу тебе обязательно, и буду ждать в гости.

С любовью, теплом и пожеланиями самого что ни на есть благополучия,

твой дед,

Оуэн Лефер, граф Солсбери»

Я вздохнула: надежды на то, что получится свидеться и погостить на зимней праздничной неделе в Вайд Хилл растаяли окончательно. Письмо было лаконичным, но дед никогда не любил писать, на две мои страницы он всегда отвечал в таком стиле. Зато что касается разговоров, равных ему не было — такого интересного собеседника еще поискать.

Решив, что отвечу уже после завтрака, я отложила письмо. Спешно просмотрела почту — как всегда, отчеты экономки и письма поклонников. Последние сокрушались, рассыпались комплиментами, что сцена в моем лице многое потеряла, но в основном забрасывали вопросами, почему я ушла из театра. Моя жизнь в последнее время была такой насыщенной, что горевать об утраченном ну никак не получалось. Разве что специально себе под это время выделять и по утрам, по пять минут перед завтраком оплакивать карьеру.

Увесистый конверт с печатью Вудворда я поначалу хотела просто выбросить, но любопытство пересилило.

«Дорогая Луиза, я досадую о том, что произошло в театре».

А я-то как досадую! По его милости так головой стукнулась, что на следующее утро решила нежничать с де Мортеном.

«Не представляю, что на меня нашло и не знаю, как это объяснить. Я вел себя недостойно графа и недостойно мужчины — в первую очередь мужчины, которому вы доверились. Я прошу у вас прощения и надеюсь, что когда-нибудь вы сможете вспомнить меня добром.

Украшения принадлежат вам. Я дарил их от чистого сердца, и хочу, чтобы они продолжали радовать вас и дальше.

Искренне ваш,

Грэгори Фейт, граф Вудворд»

К письму прилагались драгоценности, которые я отправила ему перед отъездом из Лигенбурга, их я просто отложила в сторону. Что было, то было. Дело прошлое. Я не собиралась их носить, но получить извинения все равно приятно.

Благодаря письму и вчерашней откровенной беседе с Винсентом меня посетило хорошее настроение. Он не признался, как собирается спасать от внезапно нахлынувшей силы, но в остальном был достаточно откровенен и мил. Если так пойдет дальше, я спокойно смогу поговорить с ним про его родню и хранилище.

К завтраку я надела атласное, бледно-розовое, со скромным декольте и легкими кружевами в качестве украшений. Справедливо рассудив, что если дожидаться Винсента, мой завтрак может состояться и после обеда, я рискнула спуститься вниз в одиночестве. Навстречу мне из столовой тут же вылетела Лавиния.

От вчерашней простуды не осталось и следа, свежая и бодрая, в ярко-желтом платье она напоминала весеннее солнышко. От ее широкой искренней улыбки на душе действительно потеплело.

— Доброе утро! Тереза сейчас спустится, чтобы присоединиться к матушке и лорду Фраю, а Винсент никогда не завтракает.

— Доброе утро. — Я невольно улыбнулась в ответ. — Как вы себя чувствуете?

— За-ме-ча-тель-но! — пропела она, приподнялась и повернулась на носочках, чудом не задев шагнувшую к нам ее светлость.

— Доброе утро, леди Луиза, — чопорное приветствие было данью вежливости, герцогиня поджала губы. Чем дольше продолжалось наше знакомство, тем чаще я замечала ее вечное недовольство любым проявлением искренних чувств. — Лавиния! Я поражаюсь вашей несдержанности.

— Матушка, сегодня такое чудесное утро!

— Не стоит оповещать об этом всех своим недостойным поведением.

Лавиния тут же перестала улыбаться, а я сцепила руки за спиной и в упор посмотрела на герцогиню.

— При всем уважении, ваша светлость, Лави не сделала ничего дурного.

— Лави? — брови герцогини поползли наверх, а я прикусила язык. — Лавиния, ступайте в столовую.

Потупившись, девочка подчинилась, а ее светлость повернулась ко мне.

— В этом доме не принято обсуждать мои слова, леди Луиза. Ваше попустительство по отношению к столь юной девушке недопустимо и переходит всякие границы. Если вы продолжите в том же духе, я вынуждена буду запретить вам видеться.

Вот так. Получите леди бантик!

Ее светлость повернулась ко мне спиной и возмущенным кремовым облаком уплыла в столовую. Я мысленно показала ей язык, пару минут постояла у дверей, чтобы придать лицу более-менее уважительное выражение, после чего направилась следом. Сзади раздались шаги, но обернуться я не успела: бесцеремонно и достаточно больно зацепив меня локтем, мимо быстро прошла Тереза. На сей раз в темно-зеленом платье и снова с кудрявыми вольностями в прическе.

В отличие от нее, приветствие Фрая я встретила достаточно холодно: не было ни малейшего желания лицемерно любезничать с человеком, который считал меня продажной девицей, и даже не в привычном смысле этого слова. Когда он целовал мне руку, Тереза смотрела на меня в упор и, могу поклясться, видела на моем месте бренную горстку пепла. Знала бы она, что предмет ее воздыхания собирался меня пытать, поумерила бы свой ревностный пыл.

Завтрак протекал в духе семейного камерного спектакля. Лавиния изо всех сил старалась угодить матушке, на мой взгляд, зря — та была увлечена беседой с Фраем, а он — теперь я это чувствовала всей кожей, изучал меня. Каждое движение, каждое слово. Тереза тоже заметила, вот только истолковала на свой манер, и теперь под ее убийственными взглядами кусок в горло не лез. Всевидящий, можно мне просто поесть?!

Облегчение, которое я испытала по окончании трапезы, было сравнимо с минутой, когда снимаешь корсет. Теперь становилось понятно, что тогда, в Лигенбурге, Фрай приходил не к Винсенту, а ко мне. И ведь как точно нащупал нашу нелюбовь с Гиллом — когда только успел?! Наверняка, и мой сопровождающий его рук дело. А я-то наивно думала, что за все надо благодарить де Мортена.

Выскользнув из-за стола, я собиралась быстро подняться к себе, но Альберт перехватил меня у лестницы.

— Леди Луиза, мне нужно с вами поговорить.

— Вам нужно — вы и говорите!

— Догадываетесь, зачем я здесь?

— Чтобы посадить меня в подвал, приковать цепями и истязать до тех пор, пока я не признаюсь в том, чего и в помине не было?

На краткий миг в глазах Фрая мелькнуло изумление, а потом взгляд его изменился: стал хищным, жестким и холодным. Ну наконец-то истинное лицо, приятно познакомиться!

— Да, Винсент все рассказал. — Я пожала плечами. — И поставил меня перед выбором: надеть на вашу светлую голову помойный таз или просто никогда больше не разговаривать. Как считаете, на чем остановиться?

— Для начала пройдемте в гостиную.

— Если что, я буду кричать.

Он усмехнулся, прищурился.

— Если я захочу слышать ваши крики, вы в два счета сорвете горло.

Сказано это было спокойным, ровным тоном, тем не менее внутри все перевернулось. Я вдруг поняла, что от допроса и подземелий меня отделяла только прочная нить вмешательства Винсента. И, возможно, расположение этого человека к нему. Хотя в последнем я не так уверена.

Малая гостиная в Мортенхэйме была выдержана в зеленых тонах — как и столовая. Здесь было гораздо уютнее, чем в помпезно роскошной большой. Фисташковые бархатные портьеры раздвинуты, из большого окна открывался вид на заснеженный парк, картины на стенах радовали глаз солнечными летними пейзажами, на мягких пуфах между диванами лежали оставленные герцогиней книги. Я устроилась на одном из них, Фрай же оперся о каминную полку, чему я была несказанно рада. Близость этого мужчины отзывалась неприятной дрожью в коленях и капельками пота, сбегающими по спине.

— Я здесь из-за вашей легенды. Ее нужно поддерживать.

— Особое поручение ее величества. Это вы придумали?

Его улыбка тоже была плавной, ленивой, растянутой, тем резче прозвучал ответ.

— Винсент.

— Не боитесь, что я передам ваши слова кому не следует? Или именно этого вы все время добивались?

Он не изменился в лице.

— Винсент мой друг. Надеюсь, вы понимаете, что это значит.

— Я многое могу понять, только не грязный поклеп в адрес моей семьи.

— Ни слова лжи. Ваш отец разорен.

— Какое отношение это имеет к заклятию?!

— Самое прямое. Вашей семье нужны деньги.

Я сжала кулаки. Он серьезно считает, я могла пойти на такое, пусть даже за огромные деньги? Или мой отец?!

Спокойно, Луиза. Спокойно!

— Насколько я поняла, Винсент с вами не согласен.

— Винсент, — голос его стал ниже: горловым, угрожающим, — один из самых разумных людей, которых я когда-либо встречал. Но только не когда речь заходит о вас.

О чем это он говорит? Да Винсент относится ко мне, как к… наверное, еще несколько дней назад справедливо было бы сказать, как к досадной обузе. Вот только после вчерашнего мне так уже не казалось.

— Почему вы не упомянули о том, что в хранилище мог войти только Биго?

Альберт вперил в меня пристальный взгляд, словно пригвоздил — как бабочку к бархату.

— В Мортенхэйме чудесная библиотека. Я изучила теорию создания охранных заклинаний и историю магического сохранения крови.

— Это дело касается только семьи Винсента, леди Луиза. Искренне советую вам держать рот на замке.

— Ошибаетесь, меня оно тоже касается. Если я и буду держать рот на замке, то только ради чести его семьи. Я вам не враг, лорд Фрай. И уж тем более я не враг Винсенту.

Когда все только начиналось, я считала иначе, но Фраю в этом признаваться точно не стоит.

Я поднялась и вплотную подошла к нему: пришлось сделать над собой усилие, потому что от пронизывающего хищного взгляда по-прежнему пробирала дрожь.

— Если бы я могла помочь, сделала бы все, что в моих силах.

Он наклонился ко мне — так близко, что аромат его парфюмерной воды — резкий, древесно-ореховый, стал еще ярче.

— Вы отличная актриса, мисс Луиза Фоссет. Но Винсент попросил меня о расследовании, и я не остановлюсь, пока не вытащу на свет всех, кто в этом замешан. Мне вы кажетесь опасной маленькой авантюристкой, которую стоит раздавить. Чем раньше, тем лучше.

— Какая поразительная искренность! — Я нашла в себе силы улыбнуться. — Не хочется вас разочаровывать, но нюх ищейки на сей раз вас подводит. Ни я, ни мои близкие тут ни при чем.

— Вам же лучше.

Фрай склонил голову, не лицо — безупречная маска, не позволяющая понять, поверил ли он хотя бы одному моему слову. Наплевать. Главное, что думает обо мне Винсент. Кстати, а почему для меня это главное?

Оглушенная последней мыслью я вышла в коридор и лицом к лицу столкнулась с Терезой. Она бросила взгляд в гостиную, на лице ее отразились растерянность и изумление.

— Что… Что вы там делали? — Тереза осеклась, но тут же напустила на себя безразличный вид, лишь подрагивающие пальцы выдавали ее чувства.

Вот только ревности мне еще не хватало! Я и Фрай? Да у меня скорее будет вечная любовь с плавучей льдиной, причем с подводной частью. Почему в последнее время меня на удивление сплоченно подозревают в том, что мне не думалось, не снилось и вообще упаси Всевидящий?

— Разговаривали. Об особом поручении ее величества.

Глаза Терезы превратились в узкие щелочки, сверкнули яростью. Теперь она выглядела так, словно собиралась помочь Альберту дотащить меня до подземелья и лично раздувать жар в углях. Да, из них с Фраем получилась бы отличная пара: оба умеют напустить жути.

— Разумеется, вы же прятаться приехали, — она цедила слова. — И когда, позвольте узнать, мы освободимся от вашего присутствия?

— Не представляю, — хмыкнула я. — Подумываю о том, чтобы погостить подольше. В Мортенхэйме на удивление гостеприимные хозяева, а еще здесь неплохо кормят и много привлекательных мужчин.

Перехватив насмешливый взгляд направлявшегося к нам Фрая, я послала ему воздушный поцелуй. На бледных щеках Терезы появились красные пятна, она подняла сжатые кулаки, но потом посмотрела на Альберта и обхватила себя руками. В ее глазах застыли надежда и отчаяние: искренние, настоящие, настолько живые, что меня на миг накрыло ее тоской. Тереза выдавила сдержанную улыбку, резко развернулась и быстро зашагала по коридору.

Сама не знаю зачем, я бросилась следом. Ходила она быстро, я чудом догнала ее у лестницы.

— Подождите! Леди Тереза! Послушайте, лорд Фрай здесь по делу. И он с удовольствием избавился бы от меня, если бы мог.

— Мне-то что?! — процедила она. — Держите ваши откровения при себе.

— Замечательно! — С некоторыми людьми кладезь терпения осушается как под палящим солнцем Теранийской пустыни — стремительно и неотвратимо. — Я просто хотела сказать, что он мне не интересен.

И какие демоны за язык тянули?! Тереза шагнула ко мне вплотную и заглянула в глаза. Иногда у Винсента бывал такой взгляд: затягивающий, как водоворот на быстрой реке, неумолимый и темный.

 — Вы пожалеете, что приехали в Мортенхэйм.

Вопреки предыдущей тираде сказано это было холодно и спокойно. Очевидно, я изменилась в лице, потому что на тонких губах зазмеилась усмешка. Тереза подхватила юбки и продолжила путь, оставив меня одну. Я оперлась о перила, выдохнула и стерла выступивший на лбу пот.

Как бы еще выяснить, какой именно силой она обладает? Потому что сдается мне, теперь между нами война.