Желание #5

Вета

 

Когда я лишь раздумывала о переезде в столицу, я прекрасно понимала, что Москва — дорогой город, но только оказавшись здесь, осознала, насколько. Начиная с продуктов и проезда и заканчивая жильем. Особенно им.

Я нашла неплохой хостел неподалеку от учебного центра, что-то вроде аналога студенческого общежития, но в первую ночь поняла, что надолго меня просто не хватит. Даже если привыкну к эффекту купе в поезде (двухэтажные кровати действительно ассоциировались у меня с поездами), когда приходиться делить комнату со случайными попутчиками, на домашний уют рассчитывать не стоит. А значит, мне нужна квартира или хотя бы собственная комната, как это было бы у Катьки.

Все воскресенье вместо того, чтобы гулять, наслаждаться свободой и изучать город, я сначала сидела на сайтах, а потом бегала, как ужаленная в попу злой осой. Повезло, что Москва никогда не спит и на выходные не закрывается, поэтому можно было посмотреть подходящие варианты. Приличных из которых, к сожалению, оставалось не так много из-за высокого сезона. Конец августа, начало учебного года, а еще выставок…

В общем, позитивный момент у этой беготни все-таки был: это позволяло не думать о подлянке Катьки, маминых звонках и встрече с Омельчиным. О последнем особенно, потому что столкновения с ним всегда заканчивались для меня не очень. Он был тем самым пресловутым знаком, черным котом, перебегающим дорогу и всякий раз переворачивающим мою жизнь. То есть при встрече с ним я сворачивала со своего пути и ломилась через кусты, только чтобы его обойти. Но не в этот раз.

В этот раз я никуда не сверну, и не уеду.

Потому что Ник в свое время не уехал. Не сдался. И насколько мне известно, он сейчас успешный и известный бизнесмен. То есть он достиг вершины, а я чем хуже?

С такими философскими мыслями я как-то даже не слишком расстроилась тому, что ничего не удалось найти, а может, просто слишком устала, чтобы грузиться. Странно, но на следующий вечер мне больше не хотелось позвонить Емцевой и рассказать все, что я думаю о ней и нашей дружбе, набрать маму и, размазывая по лицу сопли, извиняться. Да, даже себе стыдно признаться, что еще вчера я ревела в подушку, потому что никогда не оставалась действительно одна, потерянная в огромном городе. Может поэтому сейчас казалось, что из меня высосали все чувства и эмоции, оставив лишь оболочку-автопилот с заданной программой.

Есть. Искать жилье. Спать. И не вспоминать встречу с Ником.

Ну вот зачем я о нем вспомнила?!

Несмотря на усталость полночи я ворочаюсь, думаю о том, как Омельчин прижимал меня к двери и к себе, и, если бы он опустил руки ниже, прикоснулся ко мне иначе, кожей к коже, я бы пошла за ним куда угодно. От этого злюсь на себя еще больше, а просыпаюсь только по будильнику.

Пишу сообщение маме, что у меня по-прежнему все замечательно (в конце концов, Омельчин считает, что я остановилась у Кати, и, наверняка, расскажет об этом отчиму), и отправляюсь получать знания, ради которых здесь оказалась.

Вчера я уже пробегала мимо учебного центра Розза. Казалось бы, он должен быть современным, но старинное здание из красного кирпича с большими вытянутыми окнами, массивной деревянной дверью и черепичной крышей будто отдает дань прошлому веку, его стилю и красоте. О настоящем напоминают камеры и автоматические поливалки небольших площадок коротко стриженного газона. А вот внутри все наоборот: в смысле, ультрасовременное и минималистичное. Я будто шагаю в другой мир! Изогнутые светильники крошечными кометами льются с потолков и отражаются в глянцевом полу большого и светлого холла. Стойка администратора выворачивается белоснежной лентой, и на самом ее краешке притаилась пузатая ваза со свежими розами. Белыми, с красным кантом и капельками влаги на лепестках.

Так как возле стойки зависли парень с девушкой, я бросаю на них осторожный взгляд, вытаскиваю камеру, и обойдя вазу по кругу, делаю несколько кадров.

Я не помню, когда увлеклась фотографией. Может в то время, когда преподаватель в художественной школе заявил, что живописец из меня не выйдет, после чего я выбросила краски и детскую мечту стать художницей. Но прекрасные мгновения, которые хотелось заморозить и сохранить для себя и показать их другим, выбросить из головы не получилось. Поэтому с появлением у меня смартфона с самой простенькой камерой я стала ловцом эмоций и видов. Похитительницей времени, которое застывало в сделанных мною снимках.

Потом была простенькая мыльница «Кэнон», подарок отчима на четырнадцатилетние. Тогда я впервые задумалась, что мое увлечение перешагнуло рубеж от просто «сохранить воспоминание» до «ползти на животе по камням», чтобы сделать офигенный кадр бабочки, присевшей на ромашку. Та камера ни шла ни в какой сравнение с моей сегодняшней «Сони», пусть слегка и подержанной.

— Не терпится начать? — привлекает мое внимание девушка за стойкой. На ней светлая-голубая блузка, белая юбка и приятная улыбка. И я смущенно улыбаюсь в ответ.

— Очень! — признаюсь.

— Значит, вы прошли тест.

— Тест?

— Увидели красоту в обыденности и не смогли пройти мимо. Потом покажете, что получилось.

Я бы не сказала, что букет роз выглядит обыденно, но до меня доходит, что администратор вроде как пошутила.

— Как вас зовут?

— Елизавета Ефимова.

Да, у нас с Ником разные фамилии, мне моя досталась от отца. Вместе с кудрями, которые не берет ни один утюжок, и жаждой к искусству. Насколько я знаю, он был пианистом. Это практически все, что я о нем знаю, потому что мама не любит поднимать эту тему.

Девушка забирает мои документы, проверяет, сканирует, а потом выдает бейдж с моим именем.

— Добро пожаловать в наш учебный центр!

Я выдыхаю с облегчением, потому что до последнего волновалась: вдруг не прошла оплата. Ну мало ли!

Администратор рассказывает, что я должна подняться на второй этаж, что бэйдж работает как пропуск, и что желательно его не забывать. Особенно на выездные занятия, которых будет много. Я киваю, киваю и снова киваю. Все как во сне, в тумане. Мое сердце колотится как ненормальное, когда я следую инструкции и нахожу нужную аудиторию.

Она белая. Такая, что от этой белизны в первый миг хочется прикрыть глаза ладонью. Белые стены, потолки и полы. И огромные окна, сквозь которые льется яркий солнечный свет. Общий фон разбавляют лишь подушки шоколадного и карамельного цвета, на которых уже разместились первые студенты, и девушка в ярко-красном платье, сидящая на барном стуле. Я сразу узнаю мужчину рядом с ней, потому что сотню раз видела его на фотографиях. Невысокий, в очках и со стильной бородкой, и в не менее стильной одежде.

Георгий Розз. Основатель школы и один из самых востребованных в мире фэшн-фотографов. И он выбрал меня среди множества других желающих у него учиться. Меня и остальных присутствующих здесь. Да, всего двенадцать мест на курсе и мегажесткий конкурс.

Устраиваюсь на одной из подушек возле окна, на всякий случай выключаю телефон и рассматриваю остальных.

— Привет, — шепчу блондинке в джинсах через одну подушку от меня, но она бросает на меня скучающий взгляд и снова утыкается в свой смартфон, что-то быстро-быстро печатая.

М-да.

Другой парень с раскосыми глазами водит телефоном из стороны в сторону: судя по всему, снимает видео. Но замечая мой интерес, улыбается и подмигивает. Это немножечко приободряет. А вот появление «новеньких» вовсе «роняет» мою челюсть. Потому что я узнаю одного из парней. Это улыбку, спортивную фигуру, а еще скорпиона на предплечье забыть невозможно.

— Влад?!

— Вета?

Парень тоже меня замечает, направляется ко мне, переступая через места-подушки, и опускается рядом со мной.

— Откуда ты здесь?

— Хотел спросить тебя о том же.

— Я учусь на курсе Розза.

— Значит, будем учиться вместе.

Вау! А с этого момента хотелось бы поподробнее.

— Ты не говорил, что ты фотограф.

— Ты тоже.

— Да, ты прав. Наше знакомство продолжительным не назовешь.

— Надо срочно это исправить, — говорит он тише, склоняясь к самому моему уху. Наверное, потому что все студенты уже собрались, а Розз вышел в центр комнаты, но иметь общую тайну — это круто.

Впрочем, в следующую секунд я забываю о Владе, потому что на первый план выходит голос моего кумира.

— Всем привет. Меня зовут Георгий, можно просто Джордж. Так мне привычнее. Но, упаси боже, не Жора. Вот когда достигнете моей известности, тогда посмотрим.

У кого-то из парней вырывается нервный смешок, хотя по виду Розза вообще не понятно, пошутил он или нет.

— По этой же причине, — продолжает он, — меня не интересует, как зовут вас сейчас. Потому что пока в мире большой фотографии вы никто. Не буду бросаться банальщиной вроде того, что «забудьте все, что вы знали до этого». Это все хрень. Я столько работ конкурсантов пересмотрел, что хочу это развидеть. Но вы! — Он вытягивает палец и указывает на всех и ни на кого. — Вы смогли выделиться своим стилем, вкусом и взглядом. Мне не нужны чистые листы, я хочу развить то прекрасное, что в вас есть. Отшлифовать и отпустить в свободное плаванье. Поэтому на этом курсе не будет теории, чистая практика. И очень надеюсь, что вы меня не разочаруете.

От этой простой речи чешутся руки выхватить камеру и отправиться снимать все подряд. И кажется, не у меня одной. Розз будто чувствует, а вернее — знает это, потому что предлагает сегодня просто снимать. Снимать модель в красном за его спиной. Обработать фото к следующему занятию и показать ему. Показать себя во всей красе.

Два часа съемки проходят как-то слишком быстро, и на сегодня нас отпускают домой.

— Возможно, не все доберутся до конца курса, — бросает напоследок Розз, — но три счастливчика (естественно, ваше счастье зависит от вашей креативности, желания и упорства) отправятся со мной в Нью-Йорк.

Нью-Йорк?!

С его музеями и многочисленными выставочными залами. Таймс-сквер, Центральный парк, статуя Свободы. Огромный, многогранный и желанный. Для меня это звучит, как фантастика.

Студенты переглядываются между собой. Отлично, теперь мы еще и конкуренты. Но, кажется, сегодня я добавлю еще один пункт в свой блокнот.

Кто-то сразу убегает, но большая часть народа собирается посидеть в кофейне и обсудить сегодняшнее занятие, а заодно познакомиться поближе. К моему удивлению, к нам присоединяется та блондинка, ее зовут Кристина. Помимо нее в нашей компании двое Саш: один высокий и худой как столб, другой кругленький, с меня ростом и с бритой головой. Подмигивающий брюнет представляется Артемом, а скромняга в очках — Николаем.

Сразу понятно, что Артем (или просто Арт) — душа компании, поэтому он берется расшевелить всех и расспрашивает про то, как докатились до жизни такой и оказались в школе Розза. Сам про себя рассказывает, что вот уже год ведет канал на YouTube. Высокий Саша — потомственный фотограф, а бритоголовый относительно недавно после долгих поисков нашел свое призвание. Кристина говорит, что ведет свой блог в Инстаграм, ее фишка в автопортретах, а Николай — что ему просто повезло. Хотя я могла уже убедиться, что везение тут не при чем, и совсем новичков на этом курсе нет. Все знают, что делают и ради чего.

Когда наступает очередь Влада, послушать про него мне интересно вдвойне.

— Я с детства не умел заниматься тем, что не нравится, поэтому в школе был троечником.

Все смеются, и я не исключение. Мне достаточно сложно представить Влада троечником, и, думаю, не мне одной.

 — Татуировки учителям тоже не нравились.

Снова смех.

— Тем не менее, я уже в девятом классе решил, что хочу заниматься именно этим. Камеру купил для портфолио. Потом прошел короткий курс в Сети, и понеслась.

Я тоже рассказываю о себе, и по глазам собравшихся вижу, что слушают не из вежливости: им действительно интересно. И это офигенно. Оказаться среди людей, которые тебя понимают и принимают — офигенно. Настолько, что у меня кружится голова от счастья и эйфории. Только один раз мне становится неловко.

— Как получилось, что вы знакомы? — спрашивает Кристина, указывая на нас с Владом, а смотрит мне в глаза. — Ведь Розз не выбирал студентов по дружбе.

— Мы встретились в аэропорту, — пожимаю я плечами. У меня ощущение, что она намекает, будто я получила это место незаслуженно. — Такая вот случайность.

— Это судьба! — восклицает Артем.

Вот тут мне становится еще более неловко.

К моему облегчению никто больше не поднимает эту тему, мы обсуждаем работу Джорджа, камеры, современную фотографию, площадки для фотографов и еще много всего. Пару часов пролетает быстрее, чем учебная съемка: вжух и пора расставаться.

— Мы все-таки встретились на кофе, — говорю я Владу, когда приносят счет и народ по очереди расплачивается через терминал.

— Ну нет, — улыбается он, отчего я не сдерживаюсь и тоже улыбаюсь. — Этот раз не считается. Я рассчитывал, что будем только ты и я.

— Значит, все в силе.

— Естественно. А то вдруг Арт прав, и это действительно судьба. Я не могу тебя так просто отпустить.

— Звучит многообещающе, — усмехаюсь и достаю карточку, чтобы заплатить за свой латте и сэндвич.

— Давай оплачу я, — предлагает Влад.

— Ну нет, — дразню его. — В следующий раз, когда будем только ты и я.

Мне нравится наш флирт, и я с удовольствием пойду на свидание с ним. Но мы не пара и с компанией, поэтому сегодня я собираюсь заплатить за себя сама.

— Ошибка, — озвучивает официант, после того, как прикладываю карту к терминалу.

И демонстрирует чек, где написано, что платеж не прошел.

Мы повторяем процедуру, но результат тот же.

— Ничего не понимаю, — бормочу я.

Черт! Со мной такое впервые, и я теряюсь: сижу и хлопаю глазами. Еще и привлекаю общее внимание.

— Может, чип на карте полетел? — предполагает Николай.

— Утром все работало, — оправдываюсь я, убеждая себя не паниковать раньше времени.

— Может, средств недостаточно, — ухмыляется Кристина, и мне хочется бросить в нее чашкой. Чего она ко мне прицепилась?

— Достаточно, — холодно отвечаю я и тормошу кошелек на мотив завалявшейся налички. Но у меня всего шестьдесят три рубля.

Выручает мне Влад:

— Вета, все нормально. Я заплачу, — он протягивает свою карту.

— Но…

— Если для тебя это критично, в следующий раз угостишь кофе меня.

— Хорошо, — соглашаюсь я, хотя хорошее настроение уже не вернуть.

Впрочем, новые друзья не собираются оставлять меня в беде.

— Советую попробовать оплатить картой где-то еще, — говорит высокий Саша. — У меня как-то был такой сбой, хотел поесть вредной еды в Маке и ушел ни с чем, потому что их система отказывалась принимать мои деньги.

— Твое здоровье сказало тебе спасибо! — смеется Артем.

— И обратись в ближайшее отделение банка, — перебивает их Влад. — Они точно разберутся.

— Спасибо, — искренне благодарю всех.

— Извини, что не могу остаться, — говорит Влад, когда остальные расходятся. Разве что Кристина его ждет, им вроде как по пути. — Работа.

— Все нормально. Сама справлюсь.

— До завтра?

— До завтра.

Несусь пару кварталов в отделение банка и по пути стараюсь себя не накручивать. Потому что на этой карте все мои деньги, и без нее мне придется туго. От слова совсем. Пока жду своей очереди, уговариваю себя, что все будет хорошо, а вот интуиция пожарной сиреной воет, что не будет.

— Карта заблокирована владельцем, — меланхоличным голосом сообщает мне сотрудница банка, когда я сбивчиво объясняю ей свою проблему. А у меня внутри холодеет, как будто я глотнула целиком шарик мороженого, и он прокатился по пищеводу, обещая заморозить меня всю.

Потому что я понимаю.

И потому что не верю, что она может так со мной поступить.

— Этого не может быть! Я — владелец.

— Елена Дмитриевна Омельчина — это вы?

— Нет, это моя мама, — объясняю сбивчиво. — У меня не именная карта, самая обычная. Ее действительно оформляла мама, и совсем скоро должен был закончиться срок действия. И я хотела оформить уже на себя. Деньги на счету — мои.

Сотрудница на том краю стола смотрит на меня строго. Ну да, это вроде как не по правилам.

— Вам нужно было переоформить карту на себя до того, как владелец ее заблокирует. Приходите с мамой, и все сделаем.

— Мама живет не в Москве. Я могу разблокировать карту сейчас? Без ее присутствия?

— К сожалению, нет, — она непреклонна. — Если ваша мать не может прийти в отделение банка, то вам понадобиться ее подпись, заверенная нотариусом.

Хочется побиться головой о стол, но вряд ли это мне поможет.

Надежда умирает последней? По-моему, сейчас она сдохла в диких корчах.

Моя любимая и любящая родительница только что лишила меня всех денег!

Она хотела разговора — она его получит.

— Это подло! — шиплю я, как только мама берет трубку. — Как ты могла так со мной поступить?

— И тебе привет, дочка, — отвечает она сухо. — Ну хоть отсутствие денег заставило тебя вспомнить о матери.

Выдыхаю, хотя кажется еще немного, и начну дышать огнем.

— Это мои деньги! Я их сама заработала.

Правда до последнего слова. Я год копила эту сумму: подрабатывала на стрит фотосессиях в будни после универа, а выходные проводила на свадьбах и юбилеях.

— Никто не спорит, — соглашается мама, — но что будешь делать, когда они закончатся? Когда тебе не на что будет даже обратный билет купить?

— То есть ты решила ускорить процесс, чтобы я прочувствовала всю горечь судьбы бомжа в Первопрестольной?

Во мне все говорит от осознания несправедливости. От второго предательства за третий день. Сначала Катька, теперь вот мама. Чем я такое заслужила?

— Нет, что ты, — заверяет мама, — я вообще не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась. Ты же еще глупый ребенок, Веточка. Считаешь, что со всем справишься, что тебе нужно все и сразу. Но так не бывает. Нужно сначала нормальное образование получить. И вообще, чем тебе не нравится Тольятти? Хороший город. И люди хорошие…

Ага. Наша песня хороша.

Отдаляю телефон от уха, чтобы не слышать эту «мелодию». А главное, каждый раз одно и то же. Я должна жить в Тольятти, стать провизором, выйти замуж за того, кого одобрит отчим, а потом нарожать им с мамой кучу внуков. О моем счастье и моем выборе даже речи не идет. Я ведь пыталась нормально поговорить, объяснить — все без толку. Мама уверена: ей лучше знать, что мне нужно.

И ведь, скорее всего, именно отчим надоумил ее заморозить мой счет, это больше на него похоже!

— Разблокируй мою карту, — не выдержав, перебиваю я ее. — Если ты меня любишь, то не станешь мешать.

Мама оскорбленно ахает.

— Дожили! Мой ребенок меня же любовью шантажирует.

— Я тебя не шантажирую, — закатываю глаза, и к счастью, она этого не видит. — Просто говорю, что на этот раз ты перегнула палку. Потому что на этом счету абсолютно все мои деньги, и теперь мне остается лишь ночевать под мостом в коробке из-под холодильника. Никто бесплатно в Тольятти меня не повезет.

— Повезет, — искренне радуется мама. — Тебе всего лишь нужно позвонить Никите.

Я сжимаю зубы и мысленно ругаюсь.

Снова Омельчин.

Интересно, чем они его взяли, если он решил напрячься и снизойти до общения со мной?

— Мы с ним уже разговаривали, — сообщаю, — и я более чем уверена, что Никита передумал куда-то меня везти.

— Ошибаешься. Он выразил огромное желание тебе помочь.

Вам помочь. Не мне.

Потому что ради меня он и мизинцем не пошевелит. У нас с ним явно неконтакт. Или же…

В сознании что-то щелкает, будто из кубиков вдруг складывается не слово из четырех букв, преследующее меня, а совсем другое — «выход».

— Хорошо. Скинь номер Ника, — совершенно спокойно прошу я, хотя меня просто распирает от пришедшей в голову идеи. — Я с ним поговорю.

— Конечно, доченька. — Голос у мамы вдруг делается виноватым. — Ты же понимаешь, что я все это ради тебя делаю. Когда вернешься домой, сразу восстановим карту. Я у тебя копейки не возьму.

Мне от этого не легче, потому что я не собираюсь возвращаться. И я ей говорила об этом сотни раз. Ну что делать, если мама сама отказывается меня слышать? Возвращаться не собираюсь, а вот Никите позвоню. Обязательно позвоню.

Нас ждет содержательный разговор.

Пока мама с отчимом празднуют победу (уверена, что празднуют!), сижу за столиком на фудкорте в торговом центре и жду Омельчина. Если честно только благодаря бешеному количеству адреналина в крови, я позвонила ему сразу после разговора с мамой, и так же неожиданно сводный брат ответил. Думала, что меня ждет как минимум пару часов игнора, ведь он вроде как большой и занятой начальник. Но он ответил сразу и согласился на новую встречу, даже импровизировать и убалтывать не пришлось. Правда, голос у него был такой, будто у него изжога после несвежего бизнес-ланча.

Впрочем, игнор в два часа меня все-таки ждал, пока я ждала Ника в ТЦ. Когда адреналин схлынул, меня начало здорово потряхивать. Это когда злость была катализатором, я могла горы свернуть и даже до президента дозвониться, а сейчас чувствовала себя до невозможности глупо.

Ну и чего я позвонила именно Нику? Можно было написать Емцевой… Но, во-первых, меня корежило от самой мысли, что придется первой с ней помириться, а во-вторых, эта мысль пришла уже после уговора о встрече.

Не знаю, почему он согласился. Мы с ним не друзья, и никогда не были. И даже не семья. Но он согласился. А значит, у меня есть шанс переиграть собственную сумасшедшую семейку с их придурочными методами. Это же надо додуматься!

Хотя я тоже хороша, ведь могла предугадать, что они начнут вставлять мне палки в колеса… Нет, на самом деле не могла. Если я еще могла как-то понять Катьку, то маму — не могла. Пусть даже она всегда страдала гиперопекой и считала меня несамостоятельной. Мама завела на себя мои карточки, когда я училась в школе, и они с отчимом начисляли мне деньги на карманные расходы. Тогда я не особо парилась, потому что это были их деньги.

Но сейчас они были моими! И я представить не могла, что кто-то их заберет. Просто тупо оставит меня без возможности даже купить кофе.

А во всем виноват Ник!

Косвенно.

Потому что не живи братец в Москве, фиг бы моя мамуля рискнула оставить меня без средств к существованию.

А вот и он!

Ник Омельчин шагает по фудкорту прямо в мою сторону как ледокол по Северному Ледовитому океану. Не замечая впавших в ступор и приоткрывших рты девчонок, а еще блондинку, настолько залипшую на его задницу и едва не поставившую свой поднос мимо стола. Он смотрит на меня и только на меня. Мне бы чувствовать гордость, но взгляд у него не сказать, что добрый.

Он выверенным движением расстегивает пуговицу на пиджаке, жестом, который наверняка, разбивает пару женских сердец, и располагается напротив меня.

— Я бы на твоем месте сначала проверила, нет ли на стуле хлебных крошек. Ну мало ли…

— Что я сказал тебе в прошлый раз?

Я прекрасно помню про его «не рассчитывай», но трактую по-своему:

— Что бегать за мной не будешь? Так ты вроде как не бегаешь, я сама к тебе пришла.

У меня было время подготовиться. Целые два часа на раздумья! Но сейчас я думаю, что все мои гипотетические разговоры с Ником не идут ни в какое сравнение с настоящим. Потому что мое собственное сердце колотится как безумное, а нервные клетки гибнут смертью храбрых.

— Я хочу извиниться за то, что была резка…

— Принято.

Так просто?

— И попросить о маленькой просьбе…

— Я отправлю тебя домой, — снова перебивает меня Омельчин.

Он мне хоть слово даст сказать?! Не зря же я столько репетировала!

— Я не хочу домой, — говорю я и нарываюсь на острый прищур его глаз. — И не могу уехать.

— Тогда зачем ты мне позвонила, Елизавета?

— Потому что у меня есть к тебе предложение, — вижу, что он готов подняться и уйти, поэтому поспешно уточняю: — Деловое. От которого ты не сможешь отказаться!

Теперь во взгляде Ника вспыхивает интерес: всего лишь искорка, но этого хватает, чтобы я почувствовала себя увереннее.

— Так уверена, что не смогу?

— Меня взяли в школу Георгия Розза, это один из топовых мировых фотографов, и когда получу диплом, у меня тоже будет имя, — говорю, подавшись вперед. — Оно будет обязательно, потому что меня выбрали из нескольких тысяч участников, отправивших свои работы на конкурс. Это такой шанс, и я не могла ждать год или два…

— К сути, — снова перебивает меня Омельчин. Вид у него такой, будто в покер играет — не поймешь, что думает. Ну о’кей.

— Мама и отчим считают, что это все глупости, и что фотография — это для побаловаться. Я все спланировала, сама заработала деньги, сама переехала в Москву и оплатила курс, но они… Заблокировали мою карту.

— Что?

Теперь Ник сдвигает брови. Черт, не люблю этот его взгляд, чувствую себя, будто у меня на лбу красная точка от прицела снайперской винтовки. А еще ощущаю себя глупее некуда, когда быстро объясняю эту тупую ситуацию с банком, и злюсь. Если честно, жду, что он станет надо мной смеяться, но Омельчин не смеется и даже не улыбается.

— В общем, теперь мне нечем платить за место в хостеле, — подвожу итог своего рассказа.

— Ты же живешь у подруги.

— Э-м-м… Нет. Мы вроде как поссорились.

— Уже?

Он издевается?!

— Да, я планировала жить у Кати, пока не найду свою квартиру. И я собираюсь работать, у меня уже есть несколько клиентов на съемку…

— Что насчет делового предложения?

— Вложи в меня деньги! — предлагаю я, возможно, чуть громче, чем собиралась. Когда до меня доходит, что пара за соседним столиком странно на меня косится, мысленно ругаю себя, но сдаваться не собираюсь. — В смысле, не в меня, а в мое дело. Как в бизнес-проект. С процентами. Через, допустим, полгода я все тебе выплачу.

На этот раз сияю улыбкой, а Ник откидывается на спинку стула и вроде как раздумывает. И изучает мое лицо, сцепленные пальцы на столе, которые я тут же резко убираю на колени.

— То есть ты хочешь одолжить у меня деньги? — уточняет Омельчин.

— Не просто одолжить. Это вроде как инвестиция в будущее. Ты получишь даже больше.

— Я понял, инвестиция. Какая сумма тебе нужна?

Я называю. Потому что пока ждала два часа, все просчитала.

— А если твой проект провалится? Чем будешь расплачиваться?

— Натурой, — вырывается у меня. От нервов, ей-богу.

Брови Никиты взлетают вверх, а взгляд соскальзывает вниз, аккурат в вырез желтого топа на тонких бретелях. Я выбрала его сегодня, потому что он хорошо смотрится с темным жакетом. И подчеркивает то, что можно подчеркнуть, а главное у меня есть что подчеркивать.

Но я же не имела в виду это!

— Натурой? — переспрашивает братец, подавшись вперед. — И многим ты уже предлагала?

Сейчас мое лицо, наверное, цветом, как вывеска пиццерии напротив. Причем не знаю от чего больше: от стыда или от желания стукнуть Омельчина подносом. Хорошо, что никаких подносов нет под рукой.

Поэтому я запахиваю жакет так, что рискую удушиться, и шиплю:

— Я про почку! И если что, это была шутка.

— Жаль, — тянет он, — мне своих двух хватает. Так что подумай над другими гарантиями.

Желание опустить на голову Ника поднос практически нестерпимо, но я понимаю, что это как минимум не дипломатично.

— Я могу тебе отдать свою камеру, она, конечно, подержанная и стоит дешевле, чем я прошу…

Грустно, потому что моя «Сони» — самая дорогая вещь, которая у меня есть. Я даже украшений не ношу. Но самое поганое то, что приходится упрашивать Омельчина, оказавшись перед ним в роли бедной родственницы.

Чтобы маме с отчимом с их методами икалось три дня!

— Мне не нужна твоя камера, Елизавета, и я не стану одалживать тебе денег. Это невыгодно и того не стоит.

Ну вот, он это сказал.

На что я рассчитывала? Что Ник примет мое предложение? Он бы не стал тем, кем стал, если бы раздавал всем деньги. Но я хватаюсь за почти ускользнувшую от меня надежду, точнее — за сильную и теплую ладонь Омельчина, и тяну на себя.

— Послушай, Ник, ты же был на моем месте, — говорю сбивчиво, стараясь успеть все сказать. — Один в большом городе. Ты отказался от того пути, который для тебя выбрал отец, и выбрал свой. И всего-всего добился. Я не поверю, что тебе никто не помогал.

Он сжимает губы в тонкую линию, и я исправляюсь:

— Никто? Тогда ты молодец вдвойне. У меня тоже есть мечта. Есть список того, что хочется сделать в этой жизни. Жить по-своему. Вот чего я хочу.

— Я не дам тебе денег, — повторяет Омельчин. — Видишь ли, у меня есть принципы.

 Весь мой запал сдувается, как проткнутый булавкой воздушный шарик. А пальцы почти соскальзывают с его руки. Почти, потому что Ник вдруг перехватывает мою ладонь и ловит мой взгляд.

— Но в качестве альтернативы предлагаю переехать ко мне.

Переехать?!

— В смысле, к тебе? — моргаю.

—  Я предлагаю тебе поселиться в моей квартире, — он повторяет почти по слогам. — Мог бы снять для тебя другую, но в этом случае все равно бы получалось, что деньги я тебе одолжил.

Жить с Омельчиным?

— И чем мне расплачиваться за проживание? Я так понимаю, не почкой.

— Ты сама предложила свою натуру. Меня она очень даже устраивает.

Ник серьезен: во взгляде равнодушие, на губах ни намека на улыбку. И до меня окончательно доходит.

— Да пошел ты! — цежу я, поднимаюсь и гордо ухожу.

Очень гордо. Прямо с наслаждением.

По пути мой мозг сигналит, что деньги мне по-прежнему нужны, но в принципе соглашается, что не таким путем. Я все-таки фотограф, а не девочка по вызову. И даже бешеная сексуальность Ника Омельчина не способна победить личные принципы.

Нет!

Нет, ну теоретически я могла бы… Но не за деньги, а просто. Потому что игнорировать тот факт, что мой сводный братец — мечта любой женщины от восемнадцати до семидесяти, очень глупо. А еще это бы точно взбесило мать и отчима. Особенно, если потом рассказать им, что они сами виноваты — толкнули меня на скользкую дорожку.

Но о чем я вообще думаю?! Мне еще мое сердце и другие органы дороги. Почка в том числе. Которую наверняка придется продать, если я хочу остаться в Москве!

Черт-черт-черт!

Разворачиваюсь и быстро возвращаюсь. К счастью, Омельчин никуда не ушел, сидит и постукивает пальцами по столешнице. У него красивые пальцы, длинные и с аккуратными короткими ногтями, а «Омега» на запястье сообщает, что он на меня и так потратил много времени.

— Нужно было срочно отойти в дамскую комнату, — озвучиваю я первую пришедшую в голову отмазку, возвращаясь на свой стул. Его скептический взгляд словно говорит, что «Да пошел ты» ничем не напоминает слова «Я ненадолго». — Ладно. Я не стану ни с кем спать за деньги. Дело не в тебе. У меня тоже есть принципы.

Он смотрит на меня невыносимо долго, а потом начинает ржать. Так откровенно, что совершенно не вяжется с его образом, но девицам за соседним столиком, это явно кажется сексуальным. Они чуть ли не выложили себя на него полностью, чтобы продемонстрировать свои декольте. На столик, в смысле.

Правда, в эту минуту до меня доходит, что он прикалывался, и меня снова подбрасывает вверх.

— Сядь, — говорит Омельчин. Наверное, тем самым тоном, которым командует своими подчиненными. — Если ты действительно хочешь продолжать обучение, переедешь ко мне.