Цепи его души

3 settings

    3

     

    История происходила в Лации, одном из самых известных маэлонских городов. Славился он своими каналами и длинноносыми лодками, которые горожане использовали как средство передвижения, приезжие — как развлечение, а влюбленные парочки как место для романтического уединения. Главная героиня, девушка из небогатой семьи, приглянулась влиятельному мужчине намного старше себя, вхожему в круги правителей города. Он обещал ей красивую жизнь, если та согласится стать его любовницей, но она отказалась. Тогда он подставил ее отца, и его казнили за преступление, которого тот не совершал. Девушка осталась с матерью, младшим братом и четырьмя сестрами. Им с матерью отказывали во всех местах, куда бы они ни шли. Последней каплей стал момент, когда она пришла к нему (не зная о том, что случившееся с отцом произошло по его вине), чтобы продать себя за возможность кормить семью.

     — Тебе нравится, Шарлотта? — негромкий голос Ормана совсем рядом заставил меня вздрогнуть.

    Я вдруг поймала себя на мысли, что тереблю прядку, наматывая локон на палец.

    Немедленно отдернула руку.

    — Нравится, — ответила я.

    Мне и правда нравилось. Настолько, что переживания главной героини, Виттории, заставили меня полностью окунуться в ее чувства и забыть о собственных. Но теперь я вернулась в реальность (спасибо кое-кому!), и снова вспомнила о происходящем. В частности, о том, что наши кресла стоят очень близко, и что Орману достаточно шевельнуть пальцами, чтобы коснуться моей руки.

    — Я рад, — произнес он. — Признаться, у меня были некоторые сомнения…

    — О чем же?

    — Приглашать ли тебя на этот спектакль. В Энгерии принято осуждать все, что не укладывается в рамки морали.

    — Рамки морали не имеют значения, когда твоей семье нечего есть.

    — Хочешь сказать, на ее месте ты поступила бы так же? — Он внимательно смотрел на меня.

    Интересно, какого ответа он ждал, этот мужчина?

    Мужчина, увлекающийся запретными наслаждениями и чужой болью.

    — Нет, — ответила я. — Но у меня преимущество, месье Орман: у меня нет семьи.

    Воспоминания о леди Ребекке (даже в мыслях я не могла называть ее мамой) обожгли сердце, но я не позволила себе им поддаться.

    — Ты не поверишь, но иногда отсутствие семьи действительно преимущество.

    — Поэтому вы не женитесь? — поинтересовалась я, и тут же прикусила язык.

    Хорошо хоть не ляпнула «на Камилле». Украдкой взглянула на Ормана, но он неожиданно улыбнулся:

    — Почему ты спрашиваешь, Шарлотта?

    Передернула плечами:

    — Просто к слову пришлось.

    — Просто?

    — Да, — я отвернулась.

    — Ты знаешь, что эта история основана на реальных событиях? — Орман чуть подался ко мне, не прикасаясь, но ни одно в мире прикосновение не обжигало так, как его близость. Сама не знаю, почему: именно эта близость, когда он замирал в дюймах от меня, не дотрагиваясь, сводила с ума сильнее, чем самые откровенные ласки. Возможно потому, что в воспоминаниях о нем, о моих-его снах и сеансах позирования было слишком много непристойного.

    Да, разумеется дело лишь в этом, и ни в чем больше.

    — Нет.

    — Это видоизмененная история Виттории дель Поззо, женщины, в которую влюбился один из правителей Лации.

    — Вы сожгли мою программку, — я незаметно отодвинулась чуть подальше, небрежно поставив руку на подлокотник и подперев подбородок. — А теперь решили сами мне все пересказать?

    — Я не рассказываю. Просто подогреваю интерес. — Орман подался ближе и коснулся моего плеча. — Чтобы ты немного расслабилась. Мы в театре, а не на занятиях.

    От скольжения перчатки по обнаженной коже по телу прошла дрожь: я вдруг вспомнила, как горячие ладони касались рук, стягивая с меня нижнее платье. Пусть даже это было давно, пусть даже этого не было, потому что оно было во сне… Ну да, я определенно расслабилась.

    — Давайте лучше смотреть, — убрала его руку и целиком сосредоточилась на происходящем на сцене.

    Ну, если можно так выразиться.

    Девушка как раз готовилась к первой ночи с мужчиной, разрушившим ее жизнь, и заметно волновалась, натягивая тонкие чулки под почти прозрачную сорочку. В зале стояла такая тишина, что слышен был шелест шелков и кружева, скользящих по атласной коже.

    На миг даже перед глазами потемнело от бесстыдной откровенности происходящего.

    Бесстыдной, но… красивой. Я не могла этого не признать. Точно так же, как не могла не признать, что такого белья у меня никогда не было. В мои панталоны можно завернуться, как в паруса, а в нижнее платье еще раза четыре, не меньше.

    Интересно, Камилла тоже надевает для него такое… порочное белье?

    Почти наверняка. Не только белье, но и позволяет ему делать с собой все, что ему нравится. Если она владеет таким делом, то наверняка искушена в любви и уж совершенно точно не стесняется, когда веревки стягивают ее тело. Наверняка бесстыдно раскрывается и подается навстречу его пальцам, или… плети.

    Я мысленно влепила себе пощечину, но помогло смутно.

    Какая она, Камилла де Кри?

    Воображение рисовало зрелую женщину, роскошную женщину — такую, как ее светлость, герцогиня де Мортен. Возможно, не такую утонченную, но…

    Чтоб у нее на носу бородавка вскочила!

    У Камиллы, разумеется, ее светлость тут ни при чем.

    Представила, как Орман стягивает с нее платье, как его руки небрежной лаской скользят по покатым, красивым плечам, и внутри все перевернулось. Горячая волна прокатилась по телу, заставляя пальцы сжаться на подлокотниках, резной узор до боли впился в ладони.

    Всевидящий!

    Неужели я на самом деле ревную?

    Эта мысль ошеломила и оглушила настолько, что я замерла. Даже упустила момент, когда над сценой пошло затемнение: мужчина как раз рванул с плеч девушки полупрозрачный занавес сорочки, обнажая ложбинку между грудей, и припал к ней губами. На этом в зале вспыхнул свет, а занавес сомкнулся, отрезая любовников от нас.

    — Интригует, правда?

    — Нет! — выпалила я. — Это ужасно! Она сейчас потеряет девственность с мужчиной, который убил ее отца.

    Орман приподнял брови.

    — Не так давно ты говорила иное.

    — Я была не в себе.

    — Определенно, — заметил он. — Ты и сейчас не в себе, Шарлотта. У тебя глаза, как чайные чашки.

    — Пойдемте лучше пройдемся, — я вскочила. Слишком прытко для благовоспитанной мисс. — Посмотрим театр.

    — Признаться, не ожидал, что ты вообще это предложишь…

    В отличие от меня, Орман поднялся медленно, как готовый в любой момент напасть хищник. Миг — и удерживающий портьеры бенуара шнур развязался, отрезая нас от зала и запечатывая внутри.

    — Признаться, не ожидал, что я это скажу, но мы никуда не пойдем, Шарлотта, — он шагнул ко мне вплотную.

    — Что вы имеете в виду?

    — Пока ты не расскажешь, что с тобой происходит.

    Всевидящий, Всевидящий, Всевидящий!

    — Ничего со мной не происходит, — я осторожно попятилась. Пятиться было особо некуда, за спиной начиналась стена.

    — Неужели? Ты сегодня весь вечер сама не своя. — Он шагнул ближе, оказавшись со мной лицом к лицу. — Что тебя волнует, Шарлотта?

    Он оперся ладонями по обе стороны от меня, так близко, непростительно близко, что мне стало нечем дышать.

    — Вы… меня волнуете вы! — выпалила я.

    Ну молодец, Шарлотта. Ничего умнее не придумала?

    — Я? — Лицо Ормана стало удивительно светлым даже под маской.

    — Я имела в виду… несмотря на маски, это мой первый выход в театр. И вообще все это… очень волнительно.

    — Тогда волнуйся, но только самую малость, — Орман подался ко мне, обжигая щеку кончиками пальцев. — Ровно настолько, чтобы краснеть, как это сейчас делаешь ты.

    Я краснею? Я? Краснею?

    — Это от духоты. Здесь… очень жарко?

    — Ты меня спрашиваешь?

    — Вас я?

    — Гм. — Он окинул меня пристальным взглядом. — До начала второго акта у нас есть еще более получаса. Как ты смотришь на то, чтобы заглянуть в буфет?

    В буфете наверняка будет проще, чем с ним наедине, поэтому я кивнула. Позволила ему отодвинуть полог и облегченно вздохнула, оказавшись в царстве картин в позолоченных рамах и рожков светильников. В коридоре, ведущему к бенуарам, народу было немного, поэтому мы спокойно прошли к лестнице, уводящей наверх. Моя рука лежала поверх его, и это смотрелось так правильно, словно так было всегда.

    Всегда.

    Странное слово. Орман считает, что никогда — это слишком долго. Тогда что он скажет об этом?

    — Ты смотришь так, Шарлотта, словно хочешь что-то спросить.

    — Нет, просто задумалась.

    — Как у тебя получается всегда выглядеть так соблазнительно?

    Вопреки моей воле к щекам снова прилила краска.

    — Как вам удается приплести соблазнение даже к самым невинным ситуациям?

    — Потому что невинность соблазнительнее всего, Шарлотта.

     Орман чуть подался ко мне, еще чуть — и это будет непристойно.

    Запах сандала, запах нашего с ним знакомства и его близость. Что может быть опаснее?

    Пальцы в перчатке скользнули по моему обнаженному запястью, и я вздрогнула.

    — Месье Орман, мне напомнить о том, что мы в театре?

    И что мы по-прежнему притягиваем взгляды.

    — Ты только и делаешь, что об этом напоминаешь.

    — Потому что кто-то постоянно об этом забывает.

    Я вздернула подбородок и сделала вид, что меня вообще не волнует происходящее. Между тем как мы, к счастью, уже добрались до буфета. Огромный, заполненный аппетитными запахами, голосами и шелестом платьев, он занимал просторную залу. Золотисто-кремовое убранство, лепнина под потолками и несколько сияющих люстр. Последние отражались в паркете, рассыпали свет над столиками, за которыми уже устраивались гости. Зеркальные панели-ромбы за спинами официантов отражали залу.

    — Что тебе принести, Шарлотта? — Эрик отодвинул стул, на который я немедленно опустилась.

    У меня было такое чувство, что первый же кусочек еды выпрыгнет из меня обратно. Не то от волнения, не то от затянутого непомерно корсета. Сюин постаралась на славу и добилась талии, которую принято называть осиной. Зато теперь я понимаю, почему осы такие злые.

    — Чаю.

    — И только?

    — С сахаром.

    Эрик улыбнулся, но, к счастью, настаивать на большем не стал. Стоило ему отойти, как на меня свалилось очередное осознание: я уже называю его по имени даже в мыслях. Всевидящий, что же дальше-то будет?

    Дожидаясь его, подняла голову и принялась считать подвески на люстрах. Впрочем, долго этим заниматься не получилось: люстра была совсем рядом, и от яркого света зарябило в глазах.

    — Невероятно! — Громкий шепот женщины за соседним столиком заставил меня вздрогнуть. — История падшей женщины на королевской сцене Лигенбурга!

    Чуть скосила глаза вправо: за соседним столиком устроились леди, запечатанные в темные футляры платьев. Фиолетовый и синий добавляли им возраста — так же, как складки у губ, которые не скрывали маски.

    — Не в первый и не в последний раз, я полагаю. Вы только посмотрите! Они сняли маски.

    Я проследила их взгляды, чтобы наткнуться на… ее светлость Луизу Биго де Мортен и ее мужа. Пожалуй, платье герцогини могло посоперничать с моим: ярко-сиреневый атлас, открытые плечи и глубокий лиф, который облегал ее фигуру, подчеркивая все достоинства, пышная юбка струилась волнами. Рядом с герцогом (высоким темноволосым мужчиной с тяжелым взглядом), одетым в черно-белую классику, она выглядела ослепительной летней бабочкой.

    — Можно подумать, без масок их было не узнать, — заметила сидевшая рядом с ней леди. — Мало того, что она постоянно рядится, как… как главная героиня этого спектакля… Вы посмотрите, с кем они садятся за столик.

    Пара, которая тоже сняла маски, была мне не знакома, но показалась очень приятной. Миловидная светловолосая девушка и рыжий мужчина, который с нежностью смотрел на свою спутницу.

    — А кто это? — спросила ее соседка.

    — Джулия Рокенфорд. В прошлом — Джулия Пирс, дочь этого ненормального ученого, Фрэнка Пирса, который вроде как подарил нашему обществу много полезных достижений. — Яд из нее так и сочился, им было пропитано каждое слово.

    — А ее сопровождающий?

    — Патрик Рокенфорд.

    — Погоди-ка, но он же…

    — Да-да, тот самый скандальный делец, фабрикант, сколотивший состояние на производстве двигателей для дирижаблей.

    — Какой кошмар! Только в наше время герцог может сесть с дельцом за один стол.

    Я отвернулась, потому что мне стало противно, но заткнуть уши на глазах у всех не представлялось возможным.

    — Больше чем уверена, что его отец просто в гробу переворачивается. Уильям де Мортен был приверженцем старых традиций, он бы не потерпел в невестках такую особу, как эта Луиза… Не помню, как же ее звали в девичестве…

    — Луиза Лефер?

    — Да, кажется так.

    — Говорят, именно он изначально желал этого брака. Изначально, пока она была неиспорченной юной особой…

    — Ах, моя милая, вы так наивны! Разве можно быть неиспорченной и учудить такое?

    — Вы не могли бы делиться своими желчными выводами потише?

    Я не сразу поняла, что этот голос принадлежит мне. А когда поняла, было уже поздно: обе дамы повернулись и уставились на меня.

    Да, лучше бы я заткнула уши.

    Глаза почтенных дам расширились: видимо, мой наряд произвел на них неизгладимое впечатление.

    — Всевидящий знает, что творится, — пробормотала та, что в синем. Именно она начала разговор о герцогине. — Всякий сброд смеет указывать мне, что делать.

    — Не принимайте близко к сердцу. Не будь не ней маски, вряд ли она бы осмелилась…

    Я сняла маску и положила ее на стол, спокойно глядя на них.

    — А теперь сделайте то же самое и повторите в лицо ее светлости то, что вы только что о ней говорили, — я приподняла брови, наслаждаясь выражениями их лиц.

    Судя по тому, как стремительно наливались красным двойные подбородки, их мысли обо мне оставляли желать лучшего. Прежде чем так называемые леди успели меня испепелить, между ними и мной возникла нерушимая преграда Эрика. Он устроился за столом, нисколько не заботясь о том, что дамы лицезреют его тыл, сцепил руки и чуть подался вперед.

    — Эти старые перечницы что-то тебе сказали?

    — Нет, — я отмахнулась. — Зато они много сказали про ее светлость герцогиню де Мортен.

    — Вот как, — тон его стал чуть холоднее.

    — А еще про пару, что сидит с де Мортенами. Патрик и Джулия… Рокстенхард, кажется.

    Эрик обернулся, бросил на них быстрый взгляд.

    — Рокенфорд.

    — Рокенфорд, — согласилась я. — По их мнению, эти люди недостойны оказаться за одним столом с герцогом и его супругой. Просто потому, что они не аристократы! Хотя насколько я поняла, этот мужчина всего добился сам, а не получил от папочки в наследство. Разумеется, я не считаю, что все аристократы такие, но…

    Замолчала, наткнувшись на его пристальный взгляд. Губы Эрика чуть подрагивали.

    — Вам смешно? — холодно поинтересовалась я. — Я сказала что-то смешное?

    Он покачал головой.

    — И что же произошло дальше?

    — Я посоветовала им говорить потише.

    Губы его снова дрогнули.

    — Если вам так весело, может быть, расскажете какую-нибудь шутку?

    — Мне хватает того, что говоришь ты.

    Ах, вот как?

    Хотела было вскочить, но рука легла на мою так плотно, что подняться из-за стола бесшумно было бы просто невозможно.

    — Ты девушка-парадокс, Шарлотта. То смущаешься, то приказываешь молчать, — к счастью, он оставил мою руку в покое.

    — Я не приказывала, а попросила.

    — Судя по твоему тону сейчас, ты именно приказала. Почему ты сняла маску?

    Только сейчас поняла, что я действительно сняла маску и открыла свое лицо на всеобщее обозрение. Наверное, стоило бы надеть снова, но я оттолкнула ее на край стола.

    — Мне нечего стесняться.

    Эрик пристально на меня посмотрел.

    — Ты права.

    Прежде чем успела вздохнуть, он снял свою маску и отложил в сторону.

    В ту же минуту к нам подошел официант. На подносе у него стояли бокалы с игристым вином, два из которых сразу перекочевали к нам. Он поспешил дальше, а я скептически посмотрела на тонкий хрусталь на высоких ножках.

    — Мне кажется, или чай подают иначе?

    — Я уже говорил, что ты умеешь кусаться, Шарлота? — пробормотал Эрик и подвинул бокал ближе. — Попробуй. Тебе понравится.

    Раньше я бы непременно отказалась, но сейчас перехватила ядовитый взгляд из-за соседнего столика (дама ерзала на стуле, чтобы иметь возможность наблюдать за мной из-за спины Эрика) и подняла бокал.

    — Скажете тост, месье Орман?

    — За свободу.

    Взгляд, от которого мне вновь стало жарко: темнеющий, внимательный, только мой. Казалось, он не замечает никого и ничего кроме, и мысль эта оказалась еще более будоражащей. Поспешно пригубила вино, первое вино, которое мне довелось попробовать в моей жизни. Оно оказалось с легкой кислинкой и ярко выраженным виноградным вкусом. К нам приблизился другой официант, который поставил на стол блюдо с тарталетками и вазочку, наполненную ягодами.

    Клубника! В такое время года?

    — Магия творит чудеса, — заметил Орман, словно мысли мои читал. — Именно поэтому все маги аристократы.

    — Потому что могут выращивать клубнику зимой?

    — Скажем так, помочь ей созреть даже зимой. Сейчас это способен сделать тепличный артефакт.

    — Значит, дело не в аристократах, — заметила я.

    — Именно в них, Шарлотта. Каждый маг — сосуд, силу которого можно заключить в артефакт.

    Я замерла.

    — Да, в основе всех артефактов — магия человека, — хмыкнул он. — Сейчас существует устройство, способное перерабатывать магию, которой кто-то решил поделиться во имя науки. Оно разбавляет влитую силу, из-за чего ее хватает на более долгий срок, но концентрация с каждым разом становится все меньше и меньше.

    — То есть вы хотите сказать…

    — Когда магия в людях иссякнет, артефакты станут просто бесполезными безделушками. Не сразу, но со временем.

    — О, — только и сказала я.

    Получается, весь его завод, все его производство… на нем?! То есть на его магии?! То есть вот прямо все-все?!

    — Не обращай внимания, — хмыкнул Орман, — ешь клубнику. Не стоит забивать себе голову тем, до чего мы не доживем.

    — Но доживут наши дети, — сказала я.

    И чуть не поперхнулась глоточком вина, потому что прозвучало это крайне двусмысленно. К счастью для меня, он этого не заметил.

    — Вы знаете мистера Рокенфорда? — поспешила перевести тему. — Вы так уверенно о нем говорили…

    — Лично не знаком, но много о нем слышал. — Эрик подвинул ко мне вазочку с клубникой, и я взяла ягодку. — Это действительно уникальный человек, который с нуля поднял огромное производство. К сожалению, большинство аристократов не готовы признать такие заслуги. Для них все решает титул, хотя, как ты правильно сказала, многие до сих пор тратят наследство в мужских клубах и получают пассивный доход с земель.

    Он помолчал и добавил:

    — Такие люди ненавидят нас за то, что у нас есть деньги. Что мы можем позволить себе то же, что и они. В их мире такого просто не могло случиться — какой-то «выскочка» живет бок о бок с ними, живет лучше, чем они, но теперь приходится привыкать.

    — Но это же…

    — Неправильно, да. Это пережитки прошлого, Шарлотта, от которых не так-то легко избавиться, но есть и другая крайность.

    — Какая?

    — Несколько столетий назад могущественные маги становились легендами, сейчас даже свои смотрят на них с опаской. Их остерегаются просто потому, что они есть. За то, на что они способны, и де Мортен — один из них.

    Эрик покачал головой, словно очнулся.

    — Ты так ничего и не попробовала.

    Я дотянулась до ягодки: она оказалась удивительно сладкой, оттеняющей кислинку вина. Которого, кстати сказать, осталось на донышке (сама не заметила, как так получилось).

    Орман перехватил взгляд официанта, и нам тут же заменили бокалы.

    — У меня есть еще один тост, Шарлотта, — произнес он. — За нас.

    Loading...

      Комментарии (33)

      1. Захватывает сюжет, думаю только о книге)) т. К. О другом не получается!!

      2. Прочла эту чудесную книгу, я в полном восторге! Спасибо за ваше творчество! 😍

      3. Дочитала эту книгу, получила море эмоций!!! Слёзы, нервы, смех и радость!!! По завершению полный восторг!😘🌺Спасибо

      4. Просто шикарная книга, очень понравились герои и сюжет, читалась на одном дыхании.Очень чувственно, эмоционально.Спасибо!

      5. Эрик вообще не однозначный герой, но этим и ценней его герой. Спасибо, что раскрыли этого героя. Спасибо за книгу

      6. Это продолжение «Девушки в цепях», я правильно поняла?

        1. Оксана Пашкова, да 😉

      7. Дочитала эту книгу, очень переживала, плакала и радовалась вместе с героями. Спасибо за такую яркую историю. Восхищаюсь вашим талантом!

      8. Авторы, помогите понять. Глава 12, разговор в доме Анри и Терезы, с Эриком.
        -Последний раз, когда я поверил тебе на слово, мы чуть не умерли (Анри)
        — Не умерли вы тоже благодаря мне (Эрик)
        — Ты точно ничего не путаешь? (Анри)
        — Ни капли. Вы живы благодаря мне, именно я вас спас (Эрик)
        Насколько я поняла, этот «последний раз» был в замке Эльгера, когда его убили. Но Анри с Терезой чуть не умерли по вине Симона, а не Эрика, и Эрик действительно их спас. Что тогда имеет в виду Анри в 1й фразе? Что за сомнения во 2й фразе Анри?