Лиарха

— Пимрой, на выход! — Окрик дежурного риджанта выкидывает меня из сна в реальность.

Кому-то из моих однокурсников в Кэйпдоре или так называемых приятелей, да любому из моего прошлого окружения покажется диким, что я сплю в участке политари. Но я не просто провел в клетке для арестованных всю ночь, я отлично выспался. А учитывая, что вчера я сбежал от Шадара, угнал эйрлат Ромины, едва не уплыл вместе с Эн из Ландорхорна и выдержал битву с отцом, то неудивительно, что я вырубился, как едх на морском дне, как только голова коснулась подушки.

— Ньестр К’ярд. — Риджант останавливается возле моей камеры. Она у меня одиночная и с удобной койкой, на которой я поместился во весь рост — практически первый класс. Тон политари сменяется на извиняющийся. — Вы можете быть свободны. За вас внесли залог.

От таких новостей остатки сна окончательно смывает волной, и я поднимаюсь, иду за риджантом.

Сомневаюсь, что отец передумал. Залог могла внести мама, но в ее состоянии ей вряд ли позволили бы встать с постели, поэтому единственный, кто приходит на ум…

— Хар!

Хар и Кьяна ждут в приемной, сидят на широком диване, переплетя пальцы, но при виде меня подскакивают с дивана. Лица у них настолько серьезные и обеспокоенные, что я усмехаюсь:

— Ну хоть кому-то небезразлична моя судьба.

— Твой долг растет и растет, брат.

— Могли бы подождать, пока меня покормят.

— Обойдешься.

Мы пожимаем руки, друг хлопает меня по плечу.

— Как ты узнал, где я? — спрашиваю я.

— Получил сообщение от Джуборо, но, если честно, в нем не было необходимости.

— О тебе рассказывают по всем каналам, Лайтнер, — объясняет Кьяна. — О тебе и о Д’ерри. Ее арестовали, а судью, скорее всего, сместят с должности. По крайней мере, об этом говорят все журналисты.

Я прикрываю глаза на мгновение и понимаю, что напряжение внутри окончательно отпускает. Ради этого стоило пережить вчерашний день.

— Все строят догадки… Но, Лайтнер, что произошло на самом деле? — Кьяна внимательно смотрит на меня, и Хар присоединяется к ней в этом.

— Я все вам расскажу, — обещаю. — Не здесь.

— Ньестр К’ярд, — окликает меня риджант, — вам нужно прослушать инструкции, забрать свои вещи и расписаться в получении.

Инструкции оказываются простыми: меня отпускают под залог до дня суда, мне запрещено приближаться к Ромине. За любое даже самое мелкое нарушение я снова вернусь в камеру.

Мне выдают документы, куртку и печатку с символом рода К’ярдов — подарок отца на четырнадцатилетние. Куртку и документы забираю, а в сторону кольца киваю:

— Оставьте себе. На память.

В эйрлате друзья ничего не спрашивают, но стоит нам оказаться в квартире Хара, забрасывают меня вопросами. Я их понимаю, на их месте меня бы тоже подмывало узнать все из первых уст.

Поэтому мы заказываем еду, устраиваемся на диване, и я рассказываю.

Про то, что хотел сбежать от Шадара, и именно поэтому угнал эйрлат Ромины. Про то, что случайно нашел ее зуб, про разговор с отцом, про то, что он оставил меня в участке, и сказал, что больше не станет ни в чем помогать.

— Так что не удивлюсь, узнав, что все мои счета аннулированы, а меня отчислили из Кэйпдора.

— Он этого не сделает, — уверенно заявляет Кьяна. — По крайней мере, в отношении учебы. Ты сейчас герой, который восстановил справедливость. Если правитель Ландорхорна тебя не поддержит, то это будет означать, что он принимает сторону семьи Д’ерри.

— Возможно, ты права, но я больше не возьму его денег и не вижу необходимости в моем возвращении в Кэйпдор. Там все равно уже не будет так, как прежде.

Там не будет Мэйс.

Мысль о ней вызывает тупую боль в груди. Я ощущаю себя раненым, как Эн. Но рано или поздно эта рана затянется, а пока я не хочу о ней думать.

— Тогда что ты будешь делать? — интересуется Хар.

— Найду работу и жилье. Буду наслаждаться жизнью.

А заодно искать все про едхову установку на дне океана.

— Во всей этой ситуации есть свои плюсы, — говорит Кьяна. — Отец больше не диктует тебе условия, поэтому ты можешь встретиться с Вирной.

После ее слов в комнате воцаряется тишина.

Вот и не думай после такого о Мэйс.

— Нет, — отвечаю как можно спокойнее, хотя внутри будто снова вспыхивает вулкан. Пока что маленький, но готовый исторгать потоки лавы.

— Но почему?

— Мэйс отказалась от меня. Это не обсуждается.

— Вирна отказалась от тебя под давлением твоего отца.

— Пусть так.

— Вы должны поговорить!

Мы уже поговорили. Там, возле домика Зорга. Когда она забирала своих девчонок вместе с белобрысым. Мы с ней все друг другу сказали.

— Он ее запугал!

— Мэйс не из пугливых, Кьяна. Она не испугалась Ромины, наверняка, не испугалась и Диггхарда К’ярда. Она просто определилась со стороной. Я ей не интересен.

— Это не так! Я видела ее взгляд, каким счастьем сияют ее глаза, когда ты рядом. Ты ей не просто интересен, ты для нее тот самый, особенный.

Кьяна, видимо, решила меня окончательно добить, потому что ее слова бьют по самому больному. Мне хочется зло рассмеяться или заставить ее прекратить, но мой ответ застревает в горле, будто кость.

— Ты прав в одном, — продолжает она: — Вирна очень смелая и гордая, чтобы просить о помощи. С ней что-то происходит, Лайтнер! Что-то нехорошее.

— Это. Не. Мои. Проблемы, — чеканю каждое слово. — Мы больше не станем поднимать тему Мэйс.

— Ты невыносимый! — М’эль вскакивает с дивана, ее глаза вспыхивают, зрачки вытягиваются. — Почему все парни такие черствые и невыносимые?! Знаешь, тебе удалось меня убедить. Ты не должен с ней встречаться и снова делать ей больно. Вирна этого не заслужила!

Она уходит, хлопнув дверью, а Хар бросает на меня сердитый взгляд и уходит за ней. Надолго, потому я что успеваю дойти до окна и рассмотреть все красоты Четвертого. Отсюда виден краешек парка, высотки с неоновыми вывесками, которые в пасмурную погоду горят весь день. Я понимаю, что хочу себе такую же квартиру. Жить одному, быть свободным.

Возвращается друг без Кьяны.

— Не остыла? — спрашиваю я.

— Остыла, но не хочет тебя видеть, пока ты ведешь себя как едх.

— Взаимно. Когда перестанет вести себя как маруна, тогда и сможем нормально поговорить. Как ты ее терпишь?

Черты лица Хара заостряются:

— Полегче, брат. Ты говоришь о моей девушке.

— Мне надоело, что все говорят, что мне делать и куда идти.

— Вирна ее подруга. Была. Мне жаль.

Мы молчим, и кажется, одновременно закрываем эту тему. Потому что Хар говорит:

— Кое-что не сходится, Лайт.

— Что именно?

— Ты сказал, что собирался сбежать от Шадара. — Взгляд Хара пронизывает как зимний ландорхорнский ветер. — Куда? К Зоргу?

— Нет. Я собирался покинуть Ландорхорн.

— Покинуть?

— Уплыть отсюда.

— Но это безумие. До ближайшей цивилизации тысячи энтваллов… — Он осекается. — Есть что-то еще?

Я смотрю на Хара, и не понимаю, почему не доверил ему тайну Эн раньше.

— Да. Я собирался сделать это не один.

Друг слушает мой рассказ про знакомство с раг’аэной и ни разу не перебивает. Он долго молчит, даже когда заканчиваю, и я не выдерживаю первым:

— Что скажешь?

— Что тут сказать? Звучит безумно, но это многое объясняет. Например, то, как вы с Мэйс добрались до берега в тот шторм. А еще твой побег. С помощью океанской бабочки ты действительно мог бы сбежать из Ландорхорна, почему передумал?

— И оставить вас одних? — усмехаюсь я, и добавляю уже серьезно: — В Ландорхорне вся моя жизнь. Мне не нужно бежать или скрываться, чтобы сделать ее такой, какой хочется.

— Мэйс ведь в курсе, да? Ты рассказал ей про бабочку?

— Да.

Хар смотрит мне в глаза, словно сканирует.

— Значит, твои чувства к Вирне даже серьезнее, чем считает Кьяна.

Они издеваются надо мной?!

— И ты туда же? — интересуюсь раздраженно. — Сколько еще мне повторять, что все в прошлом?

— Мне или себе? Брат, мы с тобой с детства знакомы, а ты рассказал про раг’аэну первой попавшейся девчонке? Сильно в этом сомневаюсь.

— Вы с Кьяной можете думать все, что хотите. Последний раз, когда я видел Мэйс, она была счастлива. Счастлива с другим парнем.

— Видел?

— Мы разговаривали.

— Спокойно, как взрослые люди, или как вы делаете это обычно?

— Ты мой друг, но сейчас я готов тебе врезать.

Действительно готов, даже кулаки сжимаются, а в ладонях концентрируются искорки силы.

Хар только усмехается.

— Об этом и речь, Лайтнер. Я не собираюсь лезть в твою жизнь, но как твой лучший друг советую тебе закрыть тему Мэйс. Хотя бы внутри себя. Ну или сделать так, как тебе хочется. В смысле, строить свою жизнь такой, какой ты ее видишь.

Раздражение гаснет так же быстро, как и вспыхивает.

— Въерх действия?

— Не люблю тормозить.

— С М’эль ты точно не тормозил.

— Решил, что если плохой парень ее разочаровал, то хороший подойдет ей больше, и рискнул.

— Долго подступался? — я легко пихаю друга в плечо и подмигиваю, но Хар не ведется.

— Я не стану обсуждать с тобой свою девушку.

— Справедливо, — соглашаюсь я и добавляю: — Я подумаю над твоими словами насчет Мэйс.

Мы съедаем завтрак, принесенный курьером, оставляем только часть для Кьяны (она наотрез отказывается выходить). И я понимаю, что не могу задерживаться у друга надолго. В прошлом мог бы, но сейчас мне нужно свое жилье, а еще новый тапет — мой остался у Родреса. И совершенно точно Хар не должен из-за меня ссориться со своей девушкой. Поэтому после завтрака я говорю:

— Мне нужно съездить домой и поговорить с матерью. Я должен узнать, все ли с ней в порядке.

— Возьми мой эйрлат.

— Спасибо.

Я хлопаю друга по плечу и направляюсь к выходу.

— Лайт?

— Что?

— Я могу рассказать Кьяне про раг’аэну?

— Можешь, — киваю я с улыбкой. — Пообещай ей знакомство с Эн, если перестанет пытаться учить меня жизни.

После разговора с Харом мое настроение улучшается, и жизнь уже не кажется грязной лужей со сточными водами.

Я добираюсь до Первого круга привычным путем. Он разительно отличается даже от того же Четвертого. Здесь каждый особняк размером с квартал и окружен большим парком, а отцовский больше всех. Здесь богатство и роскошь, нет только свободы.

Я останавливаюсь возле ворот в дом, но ворота даже спустя минуту остаются закрытыми, а значок доступа мигает предупреждающим красным.

Какого едха?

Хотя я догадываюсь, какого. Его зовут Диггхард К’ярд.

Поэтому выхожу из эйрлата и направляюсь к зрачку камеры системы.

— Впусти меня, — приказываю, позволяя ей сканировать мое лицо.

— В доступе отказано, — отвечает мне равнодушный голос системы.

— Я здесь живу.

Точнее, уже не живу, но здесь живет моя мать.

— В доступе отказано.

Хидрец!

Я разжимаю кулаки, и волна моей силы ударяет в ворота. Мощная, но металлические створки настолько основательные, что даже не дрогнули. А вот система срабатывает сразу:

— Отойдите от ворот. Любая последующая атака будет расценена как намеренная, и я буду вынужден принять меры.

— Что? — рычу я. — Что ты сделаешь?!

Система не отвечает, зато в динамиках раздается голос брата:

— Привет, Лайт.

Я бросаюсь к камере, смотрю в самый зрачок.

— Джубо, впусти меня.

— Отец запретил тебя впускать.

Кто бы сомневался!

— Я приехал не к нему, к маме. Я хочу ее увидеть.

— Ей запрещено видеться с тобой. Как и мне.

Что?!

— И вы его послушаете?

— А кого мы должны слушать? Тебя? Отец сказал, что ты отказался от нас. Что ты больше не часть нашей семьи.

— Это значит, что я ему больше не подчиняюсь. Но это не значит, что я не хочу вас видеть. Впусти меня! — последнее я уже рычу.

— Я не могу.

— Потому что он запретил?

— Да. Мне жаль, Лайт.

Я не могу в это поверить!

— Какого едха?! Ты написал Хару, чтобы он меня вытащил из тюрьмы!

— Ты мой брат. Был им. Теперь ты больше не К’ярд.

Короткий писк системы возвещает о том, что Джуборо отключился.

Вернувшись к эйрлату, с грохотом впечатываю кулак в металл. Несколько раз, пока боль окончательно не отрезвляет.  Прорываться с боем я не могу, потому что под залог отпускают только раз, а будучи свободным, решать проблемы проще, чем сидя в клетке.

Ничего, мам, мы с тобой увидимся.

Обязательно увидимся!

Он не заберет тебя у меня.