Запретная магия

Глава 13 settings

    Алисия

     

    Я проснулась от того, что луч солнца игриво щекотал мне нос. В приоткрытое окно врывался теплый воздух, непривычно прогретый для такой ранней весны. Я повернулась на другой бок, плотнее закутываясь в одеяло. Потом снова на другой, потому что на солнце было гораздо приятнее, чем на непрогретой половине кровати, а потом…

    — Ой! — Я подскочила и обнаружила, что лежу в герцогской постели. Самого герцога поблизости не наблюдалось, зато в приоткрытом шкафу висело платье. Видимо, его принесли, когда я спала, а спала я хорошо. Это становилось понятно на лету, потому что такой свежей и бодрой я не чувствовала себя с того самого дня, как в мою жизнь ворвались все эти магсхемы, покушения и особуны королевских кровей.

    Справедливости ради, особун был один, но в его спальне совершенно не наблюдалось часов. Это было не настолько странно, как то, что не наблюдалось его самого — вспоминая о том, как его светлость сопротивлялся отдыху под предлогом того, чтобы я не воспламенилась и не спалила ему вторую спальню.

    Я отодвинула край одеяла и густо покраснела. Моя рыжая натура всегда краснела очень густо, в то время как у других нормальных людей на коже это могло вообще не проявиться, я шла яркими пятнами. А иногда вообще становилась похожа на томат в период быстрого созревания. Иными словами, мне надоело ходить в одних панталонах и герцогской рубашке. Хотя, справедливости ради, пахла она приятно — фархом и еще чем-то, едва уловимо вплетающимся в ореховый аромат мужской резкостью.

    Так, все!

    Мне нужно срочно переодеться.

    С такими мыслями я направилась в ванную, где тщательно расчесала волосы (на столике перед зеркалом загадочным образом появилась женская щетка), умылась, привела себя в порядок и только после этого вернулась в комнату, преисполненная самых светлых надежд надеть платье.

    Надеждам не суждено было сбыться.

    — Ох-х-х-х… — донеслось до меня, и я резко обернулась. Стоявшая передо мной девушка в светло-голубом форменном платье держала в руках корсет и прикрывалась им, как щитом. На щеках ее (что я там говорила про других нормальных людей?) пламенели два ярко-красных пятна. Возможно, дело было в том, что она оказалась светловолосая и светлокожая настолько, что у меня впервые появилась соперница на поприще красноты.

    А может быть, ей просто было непривычно видеть девушек в панталонах и мужских рубашках.

    — М-м-м-м… леви… эри Армсвилл, — запинаясь, пробормотала она, старательно на меня не глядя. — Его светлость прислал меня, чтобы я вас разбудила и помогла вам одеться к завтраку. Меня зовут Нина, я горничная, но пока его светлость не нашел для вас камеристку, прислуживать вам буду я. Я знаю, как убрать волосы, и знаю, как помочь леви… эри… с нарядами.

    — К завтраку! — вычленила я изо всей информации нужную.

    Желудок тут же отозвался бодрым урчанием. Учитывая, что вчера я не дождалась ужина и заснула — кстати, как это произошло, сама не заметила — вот я сижу, глядя на спящего его светлость, а вот я уже лежу, глядя на спящего его светлость. Под покрывалом тепло и уютно, кушетки на мой рост более чем хватает, а все тело тает в расслабленной неге, и кажется, что меня мягко и нежно обволакивает сон. Так же мягко и нежно, как его ладони, как его пальцы, сплетающиеся с моими…

    Так, что я там говорила?

    Завтрак!

    — Буду вам очень благодарна, Нина, — я улыбнулась.

    Честно говоря, я действительно была очень рада помощнице, особенно когда увидела корсет. Потому что затянуть корсет самостоятельно… скажем так, у меня их никогда не было, а вот матушка носила. Чтобы ее затянуть, мне приходилось упираться ногами в стену.

    — Воспитанная эри должна носить корсет, — говорила она. — По крайней мере, на людях.

    — Лучше я буду невоспитанной, — отвечала я.

    Как-то раз я принимала гостей в корсете. Мне тогда было пятнадцать, и чтобы я выглядела «прилично», матушка меня затянула в один из своих. В итоге я весь вечер ходила, как будто проглотила палку, а второе же блюдо попросилось наружу, стоило мне съесть пару кусочков. С тех пор я этот печальный опыт не повторяла, но, по всей видимости, придется.

    Вряд ли невеста эрцгерцога может ходить без корсета.

    Ну и потом кто знает, может, я вообще похудела с того времени? В пятнадцать лет я любила булочки, а сейчас…

    — Ваша сорочка, эри Армсвилл, — прервала ход моих мыслей Нина. — Временная. Леви Жанна ее никогда не надевала, ей показалось, что здесь слишком вызывающее кружево.

    Леви Жанна, видимо, мачеха Райнхарта.

    Кружево, к слову, оказалось совершенно не вызывающим. Тонким, подчеркивающим грудь невесомой ажурной полоской.

    — Разве кружево нельзя было отпороть? — поинтересовалась я, когда нижнее платье легко облепило мое тело, лаской дорогой ткани коснувшись кожи.

    Нина посмотрела на меня удивленно.

    — Леви Жанна никогда не перешивает вещи. Она считает, что портних надо учить — если они не в состоянии сразу понять ее замысел, она урезает им жалованье втрое и больше никогда к ним не обращается. И всем рассказывает о том, как ужасно они ее подвели.

    Очаровательная женщина.

    Мне вдруг стало интересно, какой у нее был опыт сотрудничества с эриной Нерелль. Очередь к которой расписана на полгода вперед.

    — А эрина Нерелль? — спросила я.

    Нина захлопала глазами.

    — Что — эрина Нерелль?

    — Леви Жанна когда-нибудь отказывалась от ее нарядов?

    — Нет. — Нина замахала руками, как будто сама мысль об этом показалась ей смешной. — Эрина Нерелль никогда не шила наряды леви Жанне.

    — Нет?

    — Нет! Она отказалась ее обшивать. Представляете?! — девушка подалась ко мне и доверительно прошептала: — Такой был скандал!

    Могу себе представить. Портниха отказалась шить наряды для герцогини! Хотя если так подумать, я бы тоже отказалась на ее месте.

    — Леви… ой, эри Армсвилл. Корсет!

    Это не корсет, это орудие пыток из серых столетий. Я поняла это еще тогда, когда Нина начала его зашнуровывать, а пространства для вдоха стало оставаться все меньше и меньше. Равно как и для того, чтобы в меня поместилась еда. Я даже подумала о том, что корсет изобрели, чтобы женщины меньше ели. Правда, при такой затянутости нужно думать не о том, чтобы что-то в себя запихнуть, а о том, чтобы из тебя что-то не выпрыгнуло.

    Ик!

    — Нина, а можно чуть ослабить шнуровку?

    — Но тогда на вас платье леви Жанны не застегнется! — Горничная заморгала. — Ой. Простите. Я хотела сказать, что… она любит тонкие талии.

    Тонкие, а не стянутые в точку перелома. Если меня сейчас резко дернуть, одна часть меня останется внизу, а другая отвалится. Я подумала об этом с тоской, равно как и о том, что уже очень давно не садилась за новую пьесу. С другой стороны, ничто не мешает мне этим заняться, когда мы закончим с магическими схемами. То есть с библиотекой. То есть…

    Я подумала, что «мы» — не совсем правильная формулировка, и глубоко вздохнула.

    Хрусь!

    К счастью, это были не мои ребра, а решающий рывок шнуровки корсета, после чего я почувствовала себя статуей.

    — У вас чудесная фигура! — пробормотала Нина, снимая платье с вешалки. Оно оказалось темно-изумрудного цвета. Облегающий лиф, подчеркивающий грудь и запечатывающий ее под густой сеткой кремового кружева, пышная юбка, расходящаяся волнами тафты, отделка на рукавах.

    Все это великолепие горничная надела на меня, застегнула, после чего отступила в сторону.

    — Вы настоящая леви! — всплеснула руками девушка.

    Ненастоящая, подумалось мне. И невеста я тоже не настоящая, хотя какая мне разница.

    — Теперь прическа.

    Прическа оказалась чуть ли не большим кошмаром, чем корсет. Меня тянули за пряди, вытягивали, накручивали, сооружая на голове подобие праздничного торта, при малейшем неловком движении способного завалиться на бок и увлечь за собой блюдо-подставку. То есть меня.

    Впрочем, то, что прическа не завалится, мне стало понятно сразу. Нина брызгала мои пряди каким-то раствором, который мгновенно высыхал на уложенных волосах. Создавалось такое чувство, что разобрать эту прическу потом можно будет, только обрезав волосы под корень.

    — Это лучшее средство барельвийских модниц, — не без гордости сообщила горничная, — с его помощью прическа сохраняет форму весь день. Ни волосинки не шелохнется, вот увидите.

    Надо будет спросить у его светлости, откуда в Эдельз Грин так срочно взялось лучшее средство барельвийских модниц. Хотя возможно, оно тоже было небрежно забыто мачехой, вместе с платьями. Я вдруг подумала о маме, которой зачастую приходилось перешивать старые наряды, чтобы сэкономить на новых тканях.

    Как бы я хотела, чтобы моя пьеса имела успех… и чтобы мама могла себе позволить хотя бы десятую часть того, чем разбрасывается эта богатая женщина.

    — Вот и все! Можно спускаться!

    Желудок жалобно заурчал, сдавленный сплющенными ребрами и жесткими пластинами корсета. Я проигнорировала и его, и слегка покрасневшую горничную (видимо, урчать желудку в присутствии посторонних не положено), рассматривая себя в зеркале. Не будь я свидетельницей процесса, решила бы, что вижу своего двойника. У молодой женщины, затянутой в роскошное платье, не было ничего общего с Алисией Армсвилл, которую я знала.

    Кроме начинки.

    И мыслей: «Я похожа на красивую куклу».

    Мне было настолько странно видеть себя в этом наряде, что даже возможность ходить в эрцгерцогской рубашке уже не смущала. К сожалению, в ней не спустишься к завтраку, а мое платье теперь годится только для того, чтобы им пыль протирать.

    Кивнула и поднялась:

    — Нина, проводишь меня? Я еще не настолько хорошо ориентируюсь в Эдельз Грин.

    — Разумеется, — горничная улыбнулась. — Вам нравится прическа, эри Армсвилл?

    — Она чудесна.

    Девушка покраснела от удовольствия, и я невольно улыбнулась.

    Пока мы шли по коридорам, Нина без умолку рассказывала о том, как чудесно в Эдельз Грин поздней весной летом (ах, эри Армсвилл, видели бы вы, как выглядит парк, когда все цветет), и что даже зимой встроенные схемы обогрева, которые активируются с первыми же холодами, не позволяют толстенным каменным стенам морозить гостей и хозяев.

    — Знаете, бывает, леви Элеонор вбегает с прогулки — вся раскрасневшаяся, и ей совсем не обязательно сидеть у камина, чтобы согреться, можно привести себя в порядок и сразу идти в гостиную…

    — Леви Элеонор?

    — Да, сестра его светлости! — Нина ослепительно улыбнулась. — Леви Элеонор… она такая… совсем не похожа на свою мать! Чудесная и добрая девушка! Ох, что-то я совсем разговорилась. Простите, эри Армсвилл, я обычно не настолько словоохотливая…

    — Я рада, что ты мне обо всем рассказываешь. — Я снова улыбнулась. — И мне очень приятно с тобой говорить, Нина!

    Горничная прижала руки к щекам, а потом резко остановилась.

    — Как же это! Мы чуть столовую не прошли…

    Впереди, у дверей, и правда стояли двое мужчин в ливреях. Стоило нам приблизиться, они распахнули двери. Первым, кого я увидела, оказался мужчина с волосами как снежная пелена. Его взгляд вонзился в меня: пристальный, острый, колючий.

    А в следующее мгновение ко мне уже шагнул Райнхарт.

    — Алисия, позволь представить тебе его светлость Зигвальда Фрома. Моего сводного брата.

    То, что брат сводный, становилось понятно с первого взгляда. Во-первых, черты лица: от властной резкости Райнхарта в чертах стоявшего передо мной мужчины не было абсолютно ничего. Ни формой бровей, ни овалом лица, ни формой носа он на своего брата не походил. Его можно было бы назвать красивым, красивым той смазливой красотой, которая зачастую становится для мужчины пропуском в мир женщин всех возрастов, а для мужчины с королевской кровью — тем более. Можно было бы, если бы не одно «но»: опасная хищность, притаившаяся в изгибе губ, которые сейчас растянулись в улыбке.

    Отразившейся в непривычного цвета рубиновой радужке.

    — Брат, позволь представить тебе эри Армсвилл, мою невесту и будущую супругу.

    — Безумно рад знакомству. — Я подавила желание отдернуть руку, когда его совершенно не светлый (на второй взгляд, на первый — вполне себе светлый, до кончиков выбеленных ресниц) светлость потянулся к моим пальцам. Прикосновение его губ вышло холодным, а в следующее мгновение яркая вспышка за спиной заставила Зигвальда вскинуть голову.

    Я даже не сразу поняла, что случилось: когда пространство вспыхнуло, и в столовой на миг стало неуютно и очень-очень холодно. А потом сразу за спиной Зигвальда возникли две твари. Первая, выше человеческого роста, напоминала помесь змеи и птицы, покрытой плотной, сверкающей чешуей. Пальцы с когтями впились в ковры, оставляя в них глубокие борозды, а длинный, тянущийся за туловищем и лапами хвост, заканчивался острым жалом. Из клюва вырвалось не то шипение, не то клекот, ответом ему стало рычание.

    Эдер выпрыгнул из-за моей спины раньше, чем я успела позорно хлопнуться в обморок.

    Особенно когда второе существо — с лапами паука, телом волка и волчьим же оскалом вытянутой пасти подобралось, как перед прыжком.

    — Очень наглядно, Зиг. — Голос Райнхарта прозвучал совсем рядом.

    Он шагнул ко мне и взял меня под руку. Вот никогда не бы сказала, что буду рада близости эрцгерцога, но сейчас я была не просто ей рада, а несказанно рада. Подавив желание прижаться к нему до неприличия тесно, глубоко вздохнула и вернула его брату взгляд, похожий на тот, которым он наградил меня.

    — Наглядность начал не я, — хмыкнул Зигвальд.

    — Маджер нравится Алисии, поэтому в ее присутствии я часто его выпускаю, — сообщил Райнхарт. — Ты, видимо, тоже решил познакомить ее со своими?

    Или, если я правильно понимаю природу маджеров, Зигвальд попросту мысленно наложил в штаны при виде Эдера, и выпустил своих тварей. Назвать их иначе не поворачивался язык.

    — Совершенно верно.

    — В таком случае предлагаю всем нам перейти уже наконец к завтраку. Алисия наверняка очень голодна.

    Твари исчезли, Эдер перестал рычать. Только дергал кисточкой хвоста, пока мы шли к столу.

    Присутствующие в столовой слуги, стоило нам рассесться, мгновенно приблизились, сняли крышки с расставленных на столе блюд. И так же безмолвно отступили, тенями сливаясь со стенами до того, как снова нам потребуются.

    — Значит, Алисия, — произнес его белосветлость, глядя на меня в упор. — Вы выглядите просто сногсшибательно, не говоря уже о вашем наряде. Уверен, это платье могло бы понравиться моей матери.

    Я замерла, так и не расстелив салфетку.

    — У вашей матери хороший вкус, ваша светлость, — произнесла я, стараясь не думать о том, откуда он знает о платье.

    Райнхарт ведь не мог ему сказать об этом? Разумеется, не мог!

    — Я сказал: могло бы, — сообщил Зигвальд и тут же утратил ко мне всякий интерес. — Райн, я хотел спросить: как так получилось, что о твоей невесте я узнаю от женщины, которую считает твоей невестой весь двор?

    Райнхарт отложил приборы и внимательно посмотрел на брата.

    — При дворе у всех хорошая фантазия, — произнес он. — Помнишь, как тебе приписывали любовную связь с камердинером графа Саэльского?

    Лицо Зигвальда несколько вытянулось. Впрочем, несколько — это слабо сказано, его челюсть явно отвисла гораздо сильнее, чем полагается по этикету.

    — Как бы там ни было, я полагаю, что теперь их фантазия будет направлена исключительно на предстоящую свадьбу. Потому что невеста у меня одна, и она рядом со мной. — Его светлость взял мою руку в свою и коснулся губами ладони. — Алисия.

    Несмотря на присутствие его белосветлости, мне стало очень жарко. То ли от того, как Райнхарт произнес мое имя — глубоко и сильно, то ли от прикосновения губ к чувствительной коже. А может быть, от того, как он на меня посмотрел (не менее глубоко и сильно, чем только что обозначил мое положение), скользнув взглядом по тыльной стороне запястья, по губам. И, наконец, задержав его на моих глазах. Пожалуй, чуть дольше, чем это было допустимо.

    В мои планы не входило так на него смотреть.

    И уж точно в них не входило, чтобы так на меня смотрел он, но в эти мгновения я почему-то чувствовала только биение собственного сердца и его ладонь под своими пальцами.

    Все закончилось так же быстро, как и началось: Райнхарт отпустил мою руку и вернулся к завтраку.

    — Приятного аппетита.

    Я же наконец-то вернулась в реальность, в которой Зигвальд уже относительно справился с тяжестью отвисшей челюсти. Подавиться первым же куском ароматной запеканки ему больше не грозило, а судя по тому, сколько он вылил на нее соуса, пройти она в принципе должна была хорошо.

    Зато мои мысли почему-то вели себя совершенно непредсказуемо.

    Скакали с рук Райнхарта, прикосновение которых я до сих пор чувствовала на своей коже, на то, как он произнес мое имя и как задержал взгляд на моем лице. Это же совершенно ничего не значило! Ровным счетом ничего, потому что между нами соглашение, и эта… его-моя магия — единственное, что нас связывает. Ладно, еще есть Эдер, чья кисточка до сих пор постукивала по полу за моей спиной (но уже тише), и… и…

    Я все-таки расстелила салфетку и решительно взялась за приборы.

    — Любопытно было бы узнать, как вы познакомились. — На меня Зигвальд по-прежнему не смотрел. — Пока эта история тоже не обросла фантазиями и домыслами.

    — Странно, что еще не обросла, — невозмутимо отозвался Райнхарт. — Мы познакомились совершенно случайно. Алисия — начинающий драматург…

    — Расскажете мне, как это произошло?

    Вот теперь Зигвальд все-таки посмотрел на меня, но лучше бы не смотрел. В его глазах сверкнуло что-то едва уловимое, но придающее ему невыносимое сходство с его маджерами. Причем по ощущениям, сразу с двумя.

    — Мой брат достаточно скучно излагает ситуацию, а начинающий драматург, как мне кажется, гораздо лучше справится с этой задачей.

    — О да. — Я покосилась на эрцгерцога, встретила внимательный, полный невозмутимости взгляд, и неожиданно для себя улыбнулась. Почему-то его близость сейчас успокаивала. — В тот день я ездила в «Корона д’Артур», чтобы оставить антрепренеру свою пьесу. Весной мне всегда безумно хочется гулять, поэтому я решила, что стоит пройтись. Учитывая, что в Барельвице мне все незнакомо, я шла, с восхищением разглядывая фасады домов, отмечая барельефы и горельефы, всматриваясь в лица людей. Мое сердце пело от осознания того, что, возможно, уже завтра мою пьесу примут для нового спектакля, и сам Гориан Третий откроет им новый театральный сезон. Я наслаждалась дыханием весны, скользящим по моему лицу, подхватывающим мои волосы…

    — Все это, несомненно, очень интересно, — произнес Зигвальд, — но мне бы хотелось перейти непосредственно к сути знакомства.

    — О. — Я приложила руку к груди. — Боюсь, что если я сразу перейду к сути, вы не поймете, что же послужило причиной нашей глубокой связи, той связи, которая возникает между мужчиной и женщиной с первого взгляда, и остается с ними на всю жизнь.

    Я нежно улыбнулась Райнхарту, и поняла, что он с трудом сдерживается: по крайней мере, уголки губ у него подрагивали.

    — Так вот, мои волосы подхватывал ветерок, а под пальто врывалась по-зимнему опасная прохлада. Я решила запахнуть его, чтобы не простудиться…

    Зигвальд скрежетнул ножом по тарелке. Лицо у него было такое, словно соус, которым он щедро полил свой завтрак, оказался прокисшим. Но он точно не был прокисшим, я проверяла.

    — Вы позволите мне съесть кусочек, до того, как я продолжу свой рассказ?

    Его белосветлость кивнул. По ощущениям желая мне подавиться. Что касается меня, я наслаждалась воздушным, кремово-сливочным вкусом, и, надо признаться, наслаждалась бы им гораздо больше, если бы не присутствие брата Райнхарта.

    — Возвращаясь к простуде, здесь надо сделать небольшое лирическое отступление. Когда я только-только училась ходить, я сильно простудилась. У меня была очень высокая температура и, по рассказам моей матушки, она не отходила от меня ни день, ни ночь. Бесконечно ругая себя за то, что позволила мне, несмотря на прохладный ветер, сидеть в коляске в легком платье с накидкой. Эта история меня многому научила, в частности, тому, что не стоит пренебрегать теплой одеждой и излишне доверяться первому весеннему теплу. Прошу прощения, запеканка остынет.

    Я снова отрезала себе маленький кусочек.

    — Мы можем отложить историю вашего знакомства до следующего раза? — Зигвальд посмотрел на брата, пока я выразительно медленно жевала. — Райн, я тут вспомнил об одном важном деле, не терпящем отлагательств. Надеюсь, ты уделишь мне время до моего отъезда? Я не знаю, когда ждать тебя в Барельвицу.

    — С наибольшей вероятностью, завтра. До завтра оно потерпит?

    — До завтра вполне.

    До конца завтрака мы все теперь хранили аристократическое молчание. Тишина в столовой прерывалась лишь негромкими благодарностями слугам, когда они разливали нам (то есть мне) чай и фарх (мужчинам).

    После Зигвальд поднялся из-за стола как-то чересчур стремительно, на ходу сообщив, что «был рад знакомству», что касается Райнхарта, он поднялся и подал мне руку. Мы вместе вышли в коридор, и только когда остались наедине, произнес.

    — Благодарю, что не поддались на провокацию по поводу невесты.

    Честно говоря, я просто не успела. Но не говорить же об этом ему — тем более, что мне и повода-то никакого нет поддаваться. Я ему не невеста.

    — Вы меньше всего похожи на мужчину, который согласился бы на мои условия, будучи обрученным. — Я пожала плечами. — И еще меньше на того, кто об этом умалчивал бы.

    Его светлость посмотрел на меня как-то чересчур внимательно. Я бы сказала, гораздо внимательнее всех внимательностей вместе взятых, которые посвящал мне до этого.

    — Мне нужно проводить брата, — произнес он. — Поднимайтесь пока к себе, я присоединюсь к вам буквально через полчаса. Обсудим наше знакомство.

    Я присела в реверансе (насколько мне позволял корсет), и склонила голову. Здесь это не требовалось, но чем быстрее я привыкну к правилам этикета, тем лучше. То, что мне сегодня устроил Зигвальд — просто цветочки, по сравнению с ягодками, которые созреют в Барельвице. Сегодня утром я поняла это как никогда ясно.

    — Алисия, — донесся из-за спины негромкий голос Райнхарта.

    Я обернулась.

    — Вы чудесно описали вашу прогулку по Барельвице и ваши чувства.

    — Возможно, потому что мне не пришлось ничего придумывать.

    Я направилась в сторону (предположительно, правильную) лестницы, чтобы подняться к себе. По-хорошему, мне нужна была эта передышка, чтобы немного прийти в себя.

    Не столько после встречи с Зигвальдом, сколько после осознания, что сегодня за завтраком нас с Райнхартом связывало нечто большее, чем магия и наша общая тайна.

    Loading...

      Комментарии (3 469)

      1. Ага, просто маджер! Будет ему сюрприз, когда магия к нему вернется, а маджер не захочет. Он может и магическое создание, но не дурак и ласковая хозяйка ему явно больше понравилась, чем бывший хозяин, и то ли еще будет. 😉Спасибо за интереснейшую и интригующую продочку! )))

      2. Спасибо🙂

      3. Ласка нужна всем, это точно. Магические львы не исключение 🦔 😍Авторам спасибо

      4. А зверь прекрасный

      5. Со всех искры летят))) Двое двуногих не в состояние нормально даже поговорить, а кисе, видимо так положено по статусу. Хочу такую)))

      6. Теперь есть с кем поговорить)))

      7. Эдер шикарен 🙂 отличный домашний питомец — всегда в настроении владельца😇

      8. Девочки, спасибо за продолжение ❤️ 🦁 Шикарен 👍 И чувствую я, что набалует его, что даже после возвращении магии, будет ходить за эри Армсвилл преданным хвостиком 😊

      9. Как так?! Маджер без имени! Нет-нет, она молодец, что решила придумать ему имя. Льву, конечно, от этого ни холодно, ни жарко, но психологически даже как-то легче, когда рядом с тобой не безымянное создание, а кто-то с именем. Частые продолжения очень радуют!

      10. Бедный Райнхарт, он еще не знает, что его ждет😂😂😂 Лев просто супер! Спасибо за продолжение!