Снежное колдовство

Шарлотта

Я чувствую себя странно. Так странно, как я не чувствовала себя уже давно. Пусть даже все, что я наговорила Эрику, было под заклинанием, мне все равно дико стыдно. Поэтому я молчу и надеюсь, что удастся отговориться тем, что я хочу спать. Хотя на самом деле я не хочу, и лгать ему тоже не хочу, просто так стыдно мне не было, наверное, с тех времен, как он впервые заставил меня раздеться, чтобы писать обнаженной. При мыслях об этом вообще слезы на глаза наворачиваются, и очень не вовремя: в ванную комнату заходит Эрик.

И тут же их, разумеется, замечает.

— Шарлотта, в чем дело? — Он хватает меня за плечи чуть резче, чем обычно, и разворачивает лицом к себе.

— Ни в чем, — отвечаю я. — Все хорошо.

— Так же хорошо, как было под заклинанием?

Я мотаю головой.

— Нет. Эрик, это совсем не то…

— Ты уверена?! — Он вглядывается в мое лицо.

Только сейчас я начинаю понимать.

— Подожди, но ведь заклинание было разрушено. Или ты думаешь, что…

— Я уже не знаю, что и думать, — выдыхает он, прижимая меня к себе. — Я не почувствовал эту дрянь, пока не стало слишком поздно.

— Ее никто не почувствовал.

— Кроме Анри.

— Но и тебя тоже. — Я отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в глаза. — Вы же нас и спасли. Всех.

— И Тереза.

Сейчас уже я не настолько уверена, что заклинание было разрушено. Хотя если верить словам Льера и всему, что я знаю про мааджари и воздействие на человека… это заклинание не создавало страхи, оно подогревало наши собственные. Вытягивало их на поверхность.

— Я хочу спать. — Говорю я, чтобы не сказать что-нибудь еще.

— Тогда пойдем. — Эрик гладит меня по волосам. — Но сначала скажи, Шарлотта… ты боялась того, что я причиню тебе боль? Боялась моей внутренней тьмы? Именно поэтому ты меня провоцировала?

Он смотрит на меня так, что я даже не сразу осознаю смысл его слов. А когда осознаю…

— Нет! — восклицаю возмущенно. — Нет, разумеется нет!

— Нет? — Кажется, он мне не верит. — Тогда какой твой самый главный страх?

Я глубоко вздыхаю, отвечая на его пристальный взгляд таким же прямым.

— И Тереза, — говорю я.

— Что? — Он выглядит так, будто вообще не понимает, о чем речь.

— Я боюсь, что ты до сих пор ее любишь.

Эрик

Не будь передо мной Шарлотта, я бы решил, что это нелепая шутка. Но то, как она кусает губы и отводит глаза, пытаясь скрыть свои чувства, однозначно говорит, что это…

— Лотте, ты с ума сошла?!

— Не кричи на меня! — В темных глазах стоят слезы. — Что я вообще должна была думать… после того, как на всех твоих картинах была она? И когда вы с ней постоянно переглядываетесь, как будто знаете больше остальных?

— Ты это сейчас на что намекаешь? — Я прищуриваюсь.

— Ни на что. — Она выворачивается из моих рук. — Ты ради нее изменился. Ради нее поехал в Иньфай. Ради нее справился с внутренней тьмой…

— Я изменился ради тебя, — говорю я. — И только рядом с тобой. Окончательно. Хотя сейчас мне здорово хочется тебе всыпать за такие мысли. Так, чтобы ты все утро сидеть не смогла.

Шарлотта широко распахивает глаза и уже открывает рот, чтобы возразить, когда я просто подхватываю ее на руки и несу в спальню.

— Эрик! — Она упирается ладонями мне в грудь. — Эрик, поставь меня на пол, немедленно!

— Это что, попытка мне приказывать? — интересуюсь я.

В ее глазах столько возмущения, а мне почему-то хочется улыбнуться. Совершенно неправильная эмоция, но улыбнуться с каждой минутой хочется все сильнее. Я не могу на нее злиться, даже если бы и хотел. Вот только сейчас я не хочу.

Шарлотта меня ревнует.

Это так… мило.

Возражать мне больше не пытаются, только сердито сопят. Когда я откидываю край одеяла и устраиваю свою маленькую жену на постели, мне хочется только одного — обнять ее и никогда больше не отпускать. Вместо этого закутываю ее в одеяло, как в кокон, а сам вытягиваюсь рядом.

— Так… расскажи, и давно эта мысль пришла в твою светлую голову?

Шарлотта дуется. Дуется она тоже очень мило.

— Какая разница, когда.

— Разница есть.

— И что от этого изменится? — Она ворочается под одеялом, пытаясь из него выпутаться, но я не позволяю.

— Думаю, как я тебя отшлепаю — чтобы ты не смогла сидеть до утра или до вечера.

— Ты этого не сделаешь, — говорит она.

— Ты так в этом уверена?

— В этом — да. По крайней мере, пока я тебя не попрошу.

— А ты попросишь?

Мне все больше нравится наш разговор. Не то чтобы я в самом деле хотел ее отшлепать, но… но.

— Посмотрим на твое поведение, — говорит она.

— На мое поведение?!

На этот раз я не удержался от того, чтобы опрокинуть ее на спину и, потянув одеяло вниз, чувствительно прихватываю зубами сосок через тонкую ткань сорочки. Шарлотта вскрикивает, но скорее от неожиданности.

— Эрик!

— Так что ты там говорила про мое поведение?

Она упирается ладонями мне в грудь и спрашивает слишком серьезно:

— Ты боишься причинить мне боль? Это твой самый главный страх?

— Да, — отвечаю, не задумываясь. Только с ней я готов всегда говорить откровенно: о своей тьме и о страхах. О том, что я чувствую к ней. Бесконечно. — Бесконечно.

— Бесконечно? — переспрашивает она.

— Бесконечно тебя люблю, — отвечаю я. — Только тебя.

Она вздыхает, а потом шепчет:

— Прости меня.

— За что?

— За то, что сказала такое…

— Ты сказала о своих чувствах. Надеюсь, что сколько бы ни прошло лет, между нами всегда будет откровенность, Шарлотта. Ты можешь сказать мне обо всем. Всегда.

— Ты тоже, — отвечает она. — Надеюсь, ты понимаешь, что твой страх причинить мне боль — это просто страх? Ты никогда этого не сделаешь, Эрик.

— Это не мешает мне жить с этим страхом.

— Но…

Я прикладываю палец к ее губам.

— Рядом с тобой я стал другим, Лотте. И рядом с тобой я каждый день понимаю, что готов справиться с сотнями страхов.

— С такой магией, как у тебя, ты можешь справиться со страхами всего мира.

— Магия тут ни при чем, — провожу пальцами по ее губам. — Эту силу даешь мне ты. Только ты.

В ее глазах мелькает что-то такое, что мешает дышать. Ровно до той минуты, когда я наклоняюсь и целую ее в губы. Мягкие, нежные, податливые, раскрывающиеся навстречу моим.

Я ей дышу, и, наверное, никогда не смогу надышаться.

Но главное — я дышу. Полной грудью. Ей.

Только ей одной.